— Ваше преосвященство, я скромный священнослужитель, воспитывался у дяди иеромонаха. Беззаветная храбрость и геройство святых, мучения апостолов и терпение великомучеников — все это с ранних лет вошло в меня, можно сказать, с молоком матери. Она была страстно верующая женщина и научила меня высоко ценить и беречь жизнь для достижения идеалов. Но если потребуется, то я готов и умереть, не обесчестив веры, по образу и подобию святых, во славу духа истинно православной церкви. — Синезий глубоко вздохнул, а потом продолжил еще откровеннее и решительнее: — Я считаю, что среди духовенства, особенно среди его низших слоев — монахов, дьячков и прочих чернецов, появилось много вольнодумцев. Многие из них недостаточно подготовлены для великой миссии истинно православной церкви. Я считаю долгом своим приблизить их к нашим святым идеалам. Мой долг очистить лоно церкви от имеющих противную нам ориентацию. А посему рад служить иосифлянской ориентации за истинно православную церковь, — последнюю фразу Синезий подчеркнул особо. — Принимаю ее всем сердцем. Я весь на виду, отцы святые, верую в триединого бога-отца и сына и святого духа!
Послышался ровный гул одобрения.
— Не перевелись, оказывается, истинные служители церкви российской, — старческим надтреснутым голосом патетически произнес советник его преосвященства митрополита.
— Еще немного, и мы зададим большевикам такой бой, что им самим осточертеет собственная власть! — возбужденно воскликнул седовласый архиерей.
— Прошу тишины! — властно призвал митрополит Иосиф. Он поднялся из-за стола, обвел всех повелительным взором. Присутствующие притихли, стали слушать, стараясь не пропустить ни единого слова его преосвященства. — Программа наша такова. Мы против Советов и доведем нашу борьбу до победного конца. Дело лишь в том, что надо действовать расчетливо и благоразумно, в каждой епархии, в каждом нашем, отвоеванном у сергиянцев приходе надо создать приемлемую для нас обстановку. Ведь не секрет, что в каждом храме силы распределяются по-разному. Вот, к примеру, у вас, епископ Синезий, каких больше прихожан: из крестьян или пролетариев?
— Землепашцы в основном, — с готовностью ответил Синезий.
— Что ж, это, пожалуй, не плохо, надо их поднимать на борьбу, но главное, препятствовать созданию колхозов, а если потребуется — убирать с пути праведного всех, кто не с нами, кто мешает нам. Сколько у вас приходов? — поинтересовался митрополит.
— Яранская епископия — сорок семь, Вятская — шестнадцать, Уральская — десять, Московская — два… Общим счетом не менее сотни.
— И все очищены от сергиянцев?
— Да, ваше преосвященство. Я сам строго слежу за этим.
— Великолепно! Вот вам и карты в руки, действуйте! Отныне вы глава второго, запасного центра.
С того дня, как вернулся епископ Синезий из Ленинграда, в Успенском соборе были установлены новые порядки, по малейшему подозрению в сочувствии к сергиянской ориентации владыка убирал неугодных ему служителей из своих приходов. Во время церковного служения «перекрещивал» верующих, ввел присягу на верность истинно православной церкви. Собор превратился в штаб контрреволюционных сил.
— Восстанем все сплоченными рядами против врагов религии христианской, против врагов служителей церкви божией! Не будем бояться тюремных заключений, ссылок. Будем бороться с сатанинской властью, не жалея живота своего! — проповедовал он с амвона. — Недалек тот день, когда мы прикончим большевистскую нечисть. И тогда на всей Руси восторжествует власть божия!
Быстров не спешил с арестом Синезия, нужно было установить его связи, узнать, на какие силы он рассчитывает, призывая к столь грозному выступлению. К тому же были основания предполагать, что и кулацкие вылазки не иначе как результат развернувшейся деятельности ИПЦ.
Шла усиленная подготовка к ликвидации ИПЦ. Не знал тогда Синезий, что каждый его шаг был под контролем. Епископ как никогда нуждался сейчас в преданном человеке, которому можно было бы доверить секреты всей организации, может быть, сделать его связным. Ему нужен был человек не болтливый, умеющий держать язык на привязи в любых условиях, что бы ни случилось.