Мне казалось, я уснула при свете. Но когда открыла глаза, вокруг было темно. Кто его выключил? Кто заходил в комнату? Мама? Поль? И если Поль, то где он в итоге спал? Внизу, на диване, как раньше? Когда он, едва родители ложились, бесшумно спускался вниз и засыпал только после двух-трех фильмов? Случалось, первый мы с ним смотрели вместе, если мне назавтра не надо было рано вставать, если не было контрольной или экзамена. Мы устраивались под разноцветным покрывалом, его связала мама: однажды на нее что-то нашло, она довела дело до конца, и после этого мы ни разу ее не видели со спицами в руках. Нередко к нам пытался притулиться младший братишка, и Поль слал его подальше. Мал еще не спать так поздно. И вообще это фильм не для него, ничего не поймет. Антуан впадал в истерику и нарочно будил родителей, чтобы нас застукали на первом этаже у телевизора, включенного куда позже комендантского часа. У папы срывало крышу, и Поль получал по полной. Конечно же виноват был он, как всегда. Поль потом в порядке ответной меры пытался с Антуаном не разговаривать. Но долго не выдерживал. Мальчишка был такой обаятельный, такой ласковый. Все время старался привлечь к себе внимание, глядел на нас большими сияющими глазами, и мы таяли. И я только сейчас могу осознать, как должен был на него подействовать наш почти синхронный уход из дома. Однажды он признался, что всегда вспоминает время, когда мы жили дома впятером, с дикой ностальгией. Для него это был потерянный рай. Время, когда все само собой разумелось. О котором у него остались теплые, нежные воспоминания. Как так получается? Вот Полю все казалось холодным как лед. Ему так не хватало жестов и слов. Я только потом поняла: для родителей были важны только дела – обеспечить нам крышу над головой, образование, одежду, питание три раза в день. Чтобы мы ни в чем не нуждались. Чтобы у нас были все шансы. Для нежностей нужен досуг. Мелкие и крупные проявления чувств проходили по разряду привилегий.
В темноте послышался хнычущий голос. Старшая. У нее месячные, болит живот, она ищет спазмалгон. Небось все спальни обошла, пока меня отыскала.
– Ты у папы спрашивала?
– Нет. Он спит.
– А я? Я что делаю, по-твоему?
Эмма пожала плечами. Не видела, в чем проблема. И ведь она – девица своего поколения, нетерпимая к любым формам неравенства, гневно отвергает патриархат и выискивает, на что обидеться, в самых невинных шутках. Но похоже, оставляет эту свою обостренную бдительность и сознательность за порогом дома. То, что я после работы тащу на себе четыре пятых всех домашних дел, явно не мешает ей спать. Больше того, она активно поддерживает коллективное усилие, призванное меня добить: никогда ничего не убирает, не знает, как запустить стирку, заполнить какую-нибудь квитанцию, сварить себе яйцо или найти лекарство в косметичке. И разумеется, никогда не отвлекает отца подобными бытовыми мелочами. Ему положены только доверительные беседы о нежных чувствах, о сомнениях в выборе школьной программы, бурные споры вокруг какой-нибудь певички, сериала или участника телеконкурса. Обалдеть, насколько ничего не меняется в конечном счете. В смысле с отцами. Их ни в коем случае нельзя отвлекать, раздражать, создавать им неудобства, перечить – ненужное вычеркнуть. У нас у всех так было. Отцы бывали потверже и помягче, любящие и не очень, душевные и холодные, но все равно тут присутствовала крупица страха, уважения к вышестоящему, подчинения авторитету, пусть и чисто интеллектуальному. Мы все это так или иначе пережили. Мы все видели, как матери по любому поводу беспокоятся, что на это скажет муж. И оставляют кучу вещей на его усмотрение, чтобы он решил, – расходы, досуг, голосование, любой выбор, даже самый личный, самый интимный. И мы все это воспроизвели. Иногда чуть-чуть иначе, но все равно. Я сама так делала. И дочь туда же – не хочет будить Стефана из-за “девчачьих проблем” и спрашивать, где спазмалгон, зато является ко мне посреди ночи, притом что завтра у меня похороны отца. С чего она взяла, что мой сон менее важен, чем сон Стефана? И вообще мое время. Моя усталость. Мое мнение. Советы. Поощрения. Предостережения. Упреки. Когда я на нее ору, она только плечами пожимает. А стоит Стефану сделать ей хоть малейшее замечание, она два дня не спит, злится на себя, что его разочаровала. Но надо быть честной. Стефан это заслужил. Он в своем роде потрясающий отец. Нежный и терпеливый. Любящий и забавный. Хоть сама я давно не смеюсь его шуткам.
Я откинула одеяло, встала и знаком велела ей следовать за мной. Косметичка стояла в ванной на подоконнике, как всегда, когда мы сюда приезжали, насколько я помню. И спазмалгон на месте, между долипраном, смектой, вогалибом, тюбиком биафина, бинтами и антисептиком. Базовый набор для выживания, если куда-нибудь едешь с детьми. Стефану и это не нужно брать в голову. И не надо думать про чемоданы и как разложить все по местам, когда мы вернемся домой. Забавно: Эмма, готовая взбунтоваться по любому поводу, никогда этого не замечает. Я дала ей таблетку, она положила ее в рот.