Под розами

– Давай, дорогая, иди спать.

Она буркнула “спасибо” и вернулась в мою детскую комнату, к отцу и брату с сестрой. Я схватилась за телефон: у меня мелькнула мысль позвонить Янну. Так хотелось услышать его голос, сейчас, немедленно. Так хотелось почувствовать его губы на своих губах, на груди, животе и ниже. Я посмотрела, который час. Он, наверное, спит. И жена под боком. Интересно, они трахались перед сном? Он уверяет, что они уже давно не занимаются любовью. Но ведь все мужчины в такой ситуации говорят одно и то же, верно? “Мы пока вместе, но между нами ничего больше нет. Только ради детей. Мы уже много месяцев друг к другу не прикасаемся”. Как тяжело жить, не впадая в банальность. А я барахтаюсь ровно в ней. Влюбилась в женатого. Прихожу в ужас от одной мысли о том, чтобы бросить мужа, которого давно не люблю. Мучаюсь, представляя себе, что будет из-за меня с нашими детьми. Разрыв, развод, жизнь то с одним родителем, то с другим. Завишу от решения мужчины, с которым встречаюсь тайком и который ждет удобного момента, чтобы тоже объявить об этом жене и детям. Почему всегда получается именно так? Почему именно я завишу от его решения, хотя наши ситуации абсолютно симметричны? Почему я с собой так обращаюсь? Наверное, потому, что втюрилась в него до беспамятства. Потому что мне с ним хорошо, как ни с кем другим. И спать, и смеяться. И потому что мы разговариваем, а нас со Стефаном накрыло молчание. Наш язык стал обрывочным, конкретным, утилитарным. Практичным. Всегда ненавидела это слово. У папы оно не сходило с языка. И у мамы тоже. Как молитва. Потому-то Поль и озаглавил вторую свою пьесу “Практичная жизнь”. Ее поставили в “Театр де ля Коллин”. В кои-то веки со мной сходил Стефан. Сидел и вздыхал все два с половиной часа, что шел спектакль. А в конце бросил только: “Не понимаю, почему вы позволяете ему так с вами поступать. По какому праву?” И я не нашлась что ответить. По какому праву мой брат описывает то, что было его собственной жизнью, пусть мы и были ее частью? По какому праву выворачивает ее, как хочет? По какому праву смешивает свое восприятие с вымыслом? По-моему, вопрос можно поставить иначе. По какому праву кто-то может ему это запрещать?

Мне почудился смех на первом этаже. Я снова вышла из спальни, постояла у лестницы, прислушиваясь. Нет, мне не приснилось. Поль точно внизу. Должно быть, на диване пристроился. Но он не один. Я тихонько приоткрыла дверь в комнату Антуана. Никого. Я включила свет. Над кроватью ангелы-хранители – Pearl Jam и Red Hot Chili Peppers. На письменном столе валяются скомканные листки. Я не удержалась, развернула один. Черновик, пытался набросать речь в память отца. Потом несколько фраз зачеркнуто, и все. Дальше шли завитушки, такие иногда бездумно рисуешь на лекции или когда говоришь по телефону. И повсюду – женское имя, написанное десятком разных способов. Лиз. Имя не сразу всплыло у меня в памяти. Лиз, ну конечно. Его лицейская подружка. У нее отец покончил с собой. Ее это доконало, и Антуан, похоже, не выдержал. Тогда эта боль, это отчаяние были для него чересчур. Он еще не нарастил броню. Не созрел. Ему было всего семнадцать. Хотелось веселиться с приятелями. Он переспал с другой девушкой. Лиз ему не простила. Как она могла? Какой-то чувак, если я правильно помню, лучший друг Антуана, принялся ее утешать. Спустя год или два Антуан перепробовал все, чтобы ее отбить, они несколько раз переспали, а потом она вернулась в объятия своего парня. Помню, однажды Антуан мне говорил, что она по-прежнему живет в этих краях. Я сложила бумажку, недоумевая, что бы могло означать это имя, написанное как будто рукой восторженного романтика-лицеиста. В сущности, Антуан с Полем были похожи куда больше, чем им казалось. Оба, каждый по-своему, прочно прилипли к этому дому, кварталу, городу. Детство и отрочество прицепились к ним намертво. Пластырь капитана Хэддока[11].

Я спустилась к ним. Они не заметили, как я вошла в гостиную. Я с минуту смотрела на них, оба корчились от безудержного хохота и утирали слезы.

– Что это вас так насмешило?

Оба развернулись ко мне с одурелым видом. Они уже даже не помнили. Просто нелепый приступ хохота, какие случаются от усталости, горя, нервного истощения. Я села рядом на диван и привалилась к Полю, пока он пытался перевести дух. Антуан напротив нас затянулся электронной сигаретой.

– Что у тебя за отдушка? – спросила я. – Ризотто со спаржей, сардины на гриле, телячье рагу?

– Почти. Ромовая баба.

– Правда?

– Правда.