Под сенью боярышника

Цзинцю подумала, что он мог бы быть весьма «литературным», или, как сказал бы отличник правописания в её классе, парящим. –

Вы когда-нибудь видели, как цветёт боярышник?

– Ага. Он цветёт каждый май.

– Ой, а я уезжаю в конце апреля, так что у меня не получится увидеть это.

– Всегда можно вернуться. В этом году, когда боярышник зацветёт, я дам тебе знать, и ты приедешь посмотреть.

– А как вы дадите мне знать?

Он снова рассмеялся.

– Способ найдётся всегда.

Это он обещал впустую. Телефоны были редкостью. В Средней школе №8 стоял только один аппарат, а если нужно было позвонить по межгороду, то приходилось идти через весь город на переговорный пункт. А в таких местах, как Западная Деревня, и телефона-то, вероятно, нет.

Он, похоже, ломал голову над той же проблемой.

– В этой деревне нет телефона, но, вообще-то, можно бы написать тебе письмо.

Если он напишет ей письмо, то первой его получит, вне всяких сомнений, мать и испугается до смерти. С самого раннего детства мать говорила ей, что даже один неосторожный шаг ведёт на дорогу невзгод. Несмотря на то, что мать так и не объяснила ей, что значит неосторожный шаг, Цзинцю догадывалась, что одной встречи с юношей, вероятно, хватило бы с лихвой.

– Не надо письма, не надо, – сказала она. – Если мать увидит, то что подумает?

Он обернулся.

– Не волнуйся. Если не хочешь, чтобы я писал, я и не буду. Боярышник не такое растение, что цветёт одну ночь и затем умирает. Боярышник цветёт дольше. Просто выбери воскресенье в мае, приезжай и полюбуйся.

Как только они добрались до дома товарища Чжана, он опустил Хуань Хуаня на землю и вошёл вместе с Цзинцю. Собралось всё семейство. Первой представилась Фэнь, а затем представила всех остальных: вот это мой младший брат, а это – моя невестка. Цзинцю повторяла – брат, невестка, – и все улыбались, все были счастливы, что она остановилась у них.

Последним Фэнь показала на Третьего Старче и сказала:

– Это – мой третий брат, поздоровайся с ним.

Цзинцю послушно приветствовала его – третий брат, – при этом все засмеялись. Цзинцю не поняла, что тут было такого смешного, и покраснела.

Третий Старче объяснил:

– На самом деле я не член семьи. Я тут жил временно, как ты сейчас. Но им нравится называть меня так. Тебе не стоит. Меня зовут Сунь Цзяньсинь. Можешь называть меня моим настоящим именем или, как все зовут меня, Третий Старче.

Глава третья

На следующий день Ассоциация реформы образования Средней школы №8 Ичана принялась за работу. Несколько следующих недель они брали интервью у селян, слушая их рассказы о войне с японцами, рассказы о том, что значит быть деревней для сельскохозяйственных исследований, рассказы о том, как они сражались против такого-то и такого-то капиталиста во власти. Иногда они ходили осматривать местные достопримечательности исторического значения.

По вечерам, закончив свои интервью, члены Ассоциации вместе обсуждали, что они собирались писать и кто о чём. Они расходились и писали свои разделы, потом сходились снова и читали вслух то, что написали, и отмечали для себя, что нужно перепроверить. В дополнение к работе над учебником, они проводили один день в неделю в полях с коммунарами. Коммуна не отдыхала по воскресеньям, поэтому не было выходного и у Цзинцю. Члены Ассоциации реформы образования по очереди ездили домой в Ичан, чтобы отчитаться о своих успехах, и там, дома, им разрешали двое суток отдохнуть.

Каждую среду и воскресенье вторая дочь Чжанов, Фан, возвращалась из школы в Городе-на-Яньцзя. По возрасту она была близка Цзинцю, и, поскольку спали они в одной кровати, то быстро стали подружками. Фан учила Цзинцю сворачивать лоскутное одеяло в особую треугольную форму, а Цзинцю помогала Фан составлять эссе. По вечерам они засиживались допоздна, разговаривали, главным образом о втором брате Фан, Лине, кого они называли Вторым Старче, а её мнимого брата – Третьим Старче.

Обычаем в этой деревне было то, что сыновья в каждом семействе получали прозвища в соответствии со своим возрастом. Поэтому самого старшего называли Первый Старче, второго сына – Второй Старче, а третьего – Третий Старче. Для дочерей такого обычая не существовало; им семейство просто добавляло ласковое ятоу, или девчурка, к именам. Так, Фан называли девчурка Фан, а Фэнь – девчурка Фэнь. Разумеется, это длилось только до тех пор, пока девочки были в составе семьи, а, выйдя замуж, они уезжали, чтобы прилепиться к семьям мужей; говорили, что замужняя дочь – пролитая вода.

Фан сказала Цзинцю:

– Мама говорит, что с тех пор, как ты здесь, Второй Старче стал очень трудолюбивым. Он прибегает домой несколько раз на дню, чтобы натаскать воды, так как он переживает, что вы, городские девочки, любите мыться чаще, чем мы, селянки. И он думает, что ты не привыкла к холодной воде, поэтому каждый день кипятит много бутылок, чтобы у тебя была вода и попить, и умыться. Мама просто счастлива – она думает, что он старается тебе понравиться, чтобы ты стала его женой.