Под сенью боярышника

– Это не так. Разумеется, ты сможешь вернуться, это только вопрос времени. Не думай слишком много об этом и не заглядывай далеко в будущее. Каждый день мир меняется. Кто знает, к тому времени, когда ты окончишь школу, эту политику, возможно, отменят, и тебя вообще никуда не отправят.

Цзинцю чувствовала, что ей нечего ему сказать. Он был сыном чиновника, и несмотря на то, что тоже где-то пострадал, сейчас у него всё было хорошо. Его никогда не посылали учиться у крестьян, но сразу же назначили в геологическую партию. Люди как он не могут понять людей как я, подумала она, не могут понять, почему я переживаю.

– Я хочу вернуться к работе, – сказала она, взяв ручку и делая вид, что начинает.

Он больше не сказал ничего, но пошёл покемарить и поиграть с Хуань Хуанем, пока не настало время возвращаться на работу.

Однажды он вручил ей толстую книгу «Жан-Кристоф» Ромена Роллана.

– Читала?

– Нет. Откуда она у тебя? – спросила Цзинцю.

– Мама купила. Мой папа чиновник, а мама – нет. Может быть, ты уже знаешь, но сразу же после Освобождения, в начале 1950-х, приняли новый закон о браке. Многие партийные кадры побросали своих жён на селе и взяли себе в жёны новых, миловидных, образованных городских девушек. Моя мама как раз и была одной из таких юных девушек, дочерью капиталиста. Может быть, она и за отца вышла замуж, чтобы изменить свой классовый статус. Кто знает? Но она считала, что папа её не понимал, поэтому ожесточилась и погрузилась в депрессию. Большую часть жизни она провела в книгах. Она обожала читать, и книг у неё было много, но когда началась Культурная революция, она струсила и львиную их долю сожгла. Мой младший брат и я спасли немного. Тебе интересно?

Цзинцю сказала:

– Это всё очень капиталистично, но, полагаю, мы могли бы усваивать это критически?

И опять он посмотрел на неё, как на ребёнка.

– Это всё всемирно известные книги. Только… прямо сейчас в Китае, ну, в общем, не самое благоприятное время. Но известные произведения известны по своим причинам, а не становятся макулатурой из-за каких-то временных перемен. У меня ещё есть, если тебе будет интересно, но тебе нельзя читать слишком много, а то это скажется на твоей манере письма. А ещё я мог бы помочь тебе с этой самой манерой.

Он тут же присел, чтобы помочь ей с некоторыми абзацами.

– Я многое знаю об истории Западной Деревни. Я кое-что напишу, а ты отнеси это своим учителям и друзьям и посмотри, заметят ли они разницу. Если не заметят, то я буду помогать тебе.

Когда она отнесла свою работу группе, оказалось, что никто не смог сказать, что это не она написала. Так он стал её наёмной рукой. Он приходил каждый день на обед, чтобы помочь ей написать свою долю в учебник, а она проводила время за чтением романов.

Глава четвёртая

Однажды Ассоциация реформы образования направилась в полном составе на восточную окраину деревни, чтобы посетить горную пещеру, утёс Хэйву, который, как говорили, был тайным местом во время войны против Японии. Предатель показал его расположение японцам, которые затем окружил пещеру, в корой скрывались более двадцати селян, и подожгли её; те, кто выбежал, были застрелены, те, кто остался, сгорели заживо. На сырых стенах пещеры до сих пор сохранились следы того пламени.

Это была самая ужасная страница в истории Западной Деревни, и по мере того, как группа слушала рассказ, глаза ребят наполнялись слезами. После этого похода предполагалось, что ученики перекусят, но аппетит у всех пропал. Все были согласны, что мы живы сегодня только потому, что эти революционные мученики проливали свою кровь и жертвовали своими жизнями! И тут же начали обсуждать, как представить эти события в одной главе учебника, и так проговорили без перерыва до двух часов дня.

Цзинцю вернулась в дом Тётеньки, но не увидела там Третьего Старче. Он, должно быть, приходил и затем ушёл назад на работу. Она наспех проглотила остатки обеда и поспешила в свою комнату, чтобы записать всё, что услышала утром. Третий Старче не пришёл и на следующий день, что уже встревожило Цзинцю. Может быть, он вчера приходил и рассердился, что меня нет? Он что, больше не вернётся? Нет, это невозможно: с каких это пор я стала настолько важной, чтобы возбудить такие чувства в Третьем Старче?

Дни шли, а Третий Старче не приходил. Цзинцю чувствовала себя подавленной и пыталась понять, что же она сделала не так. Она не могла писать, не могла есть, но могла только думать снова и снова об одном – почему не приходит Третий Старче? Она подумывала, не спросить ли у Тётеньки и семьи, знают ли они, куда он уехал, но не осмелилась: а вдруг все подумают, что между ними чтото такое было?