Вскоре вижу: Куницын-старший уже в коридоре. Рядом, откуда ни возьмись, два мордоворота. Охрана, а может, стража… Хоть и вышибалы, но при галстуках. Через час новый звонок от инкогнито. По манере вещать – командует всю жизнь – майка к спине липнет. Вопросы те же: Куницын, в сознании ли и что говорит? Признаться, я и не заглядывал, не до того было. Новые больные косяком. Промычал что-то… Фальшь уловил сразу: «Заходить каждые четверть часа». Я ему: «В отделении аврал, да и отец с ним, в курсе он…». «К следующему звонку – всю картину» – обрубил, будто об отце не расслышал. Бегу в его палату. Вижу: пацан привязан, вырывается. Только что идти, а вернее, ползти надумал. Привязали. «Укол успокоительный, немедленно!» – приказываю. Пока кололи, он крикнул: «Любил тебя, батя, так, что и убить решился! Подставил…» Тут пронзило меня: не психоз это, другое, совсем другое…
– Что дру…? – Губы завреанимацией точно защемила клипса страха.
– Остается лишь догадываться… – развел руками Петр.
– И впрямь аномалия – хоть сюжетом, а хоть по Павлову. Давай с пацана обход начнем, – слушавший друга, точно Севу Новгородцева через глушилки, Игорь решительно встал.
В палате Виктора Куницына не оказалось – койка его была пуста. О пациенте напоминали лишь жгуты, аккуратно сложенные на тумбочке, да примятая постель.
Дежурная медсестра на вопрос «Где Куницын?» ответила: «Петр Федорович, сами же распорядились – к офтальмологу! Санитары увезли, будто новенькие… С полчаса как».
Друзья переглянулись – то ли в растерянности, то ли во взаимопонимании – и бессловесно двинулись на обход.
Петр Туманов смотрелся измотанным и чуть растерянным. Правда, в его потухших глазах то и дело вспыхивал изыскательский огонек. Его же друг и шеф, Игорь Сова, напротив, был предельно собран – записывая в блокнот любую мелочь, притом что прежде такой пунктуальностью не отличался. Кроме того, с опаской оглядывался, порой на стены, к которым придвигался вплотную.
– Трудись, Игорь, пойду, – напутствовал Петр Туманов, передав последнего больного.
– Да-да! – Игорь Сова вновь оглянулся. Казалось, не прочь распрощаться поскорее.
– Непыльного дежурства. – Петр Туманов с тревогой во взоре протянул Игорю руку.
– Ступай, Петька, не мозоль глаза… – Игорь Сова вместо рукопожатия хлопнул товарища по ладони.
Обидевшись на двусмысленный жест, а может, крутой поворот в мировосприятии друга, кухонного антисоветчика-балагура, заскочившего вдруг в личину прилежного, запуганного обывателя, Туманов с кислой миной стал разворачиваться. Но остановился и сказал:
– Катались они по полу…
– Кто они? – зло перебил сменщик с не врачебной фамилией Сова.
– «Химики».
– Неужели ты, Петя, ни хрена не понял?! И запомни: я всего этого не слышал!
– Катались они, не обнявшись… – отстаивал свое право на мнение Петр Туманов. – Спортсмен их к себе прижимал. Не душил, а именно прижимал, как бы оберегая. Еле вырвали. Ключ из замка они вынули, а ослепнув, найти, понятное дело, не смогли.
Глава 12
Начальник финансового отдела внешней разведки СССР полковник Дмитрий Богданов корпел над балансом ушедшего семьдесят девятого года. Близилась полночь, но столь поздние бдения ни у кого в Первом управлении, канцелярии высших национальных интересов, вызвать подозрений не могли – по такому графику начфин трудился второй месяц кряду. Его огромная, могучая страна две недели как жила восьмидесятым, отчитавшись перед безликой, но трансконтинентальной по охвату бухгалтерией за минувший год. Ему же пока не выходило с балансом семьдесят девятого расквитаться.
Между тем Богданов совсем не унывал. Такой график отчетности сложился еще при его предшественнике, и за последние пятнадцать лет с верхами по этому поводу трений не возникало. Отправь лишь своевременно просьбу в финансовый отдел Комитета – не заставит себя ждать отсрочка в четыре недели, а то и больше.
По большому счету, любая отчетность его структуры – чистой воды бюрократия, а то и липа. Ведь бюджет Первого управления КГБ относился к разряду наиболее оберегаемых в СССР (и не только) тайн. Ни в одном фолианте Госплана проследить его конфигурацию – пустая затея! Как и у Минобороны, из отчета в отчет перетекала лишь цифирь довольствия и зарплат.
Кому следовало, кое-что об операциях советской разведки, конечно, знал, но скупые сведения передавались полунамеками, из уст в уста. В самом Политбюро среди посвященных – лишь генсек и предсовмина, ну и сам председатель, по штату. Отдадим должное: «красные масоны» стеречь свои тайны умели.
На заседаниях Политбюро задачи из компетенции КГБ обсуждались часто, но разведоперации за рубежом не упоминались даже вскользь. Несомненно, Андропов в общих чертах держал Брежнева и Косыгина в курсе, но все их рауты по делам шпионским сводились к выколачиванию денег. Да и геронтократов, живших от таблетки к таблетке, вся разведывательная заумь скорее раздражала. Диссиденты – тут ясно все: устои, ошейник при-стег-нуть! Но к чему нам столько агентов «вливания», пережив инсульт, артикулировал Ильич…