Под солнцем Виргинии

–– При усадьбе только малая часть – то, что осталось, – говорил дед. – Просто сад: в прежние времена там сажали только столовый виноград. А теперь посмотри: все, что сделали твои предки, заметает пыль. И скоро пыли будет так много, что и в памяти этих мест не останется, – он касался лозы, и она была такой же сухой и старой, как его руки. – Но знаешь, что я тебе скажу, мальчик? Если бы южане победили в той войне, страна никогда не превратилась бы в то, во что превратилась сейчас.

–– Но разве в войне можно победить? – Нейт задумался и, сощурившись от яркого солнца, от которого не спасали его новенькие «Рэй Бэн», взглянул на деда. Он всегда думал, что в войне можно только проиграть. Дед в ответ только усмехнулся и покачал головой.

Сэмюэл часто катал Нейта по окрестностям. Он говорил, что на машине нужно ездить, чтобы продлевать ей жизнь. Он возил Нейта к старым землям, которыми по сей день владела семья Розенфилд, но которые никто не обрабатывал уже много лет. Он показывал Нейту плантацию, от которой время не оставило ничего, кроме ссохшейся лозы и покореженных креплений. Сэмюэл Розенфилд, или просто дед Сэм, как называл его Нейт, был потомком богатых плантаторов-южан. Он был человеком старой закалки (так говорили мать и отец, оправдывая его) и многое отвергал. Например, своего собственного сына, и президента Буша, и Клинтона, а затем снова Буша, только уже младшего.

–– Если бы не твой упрямый, как мул, отец, все было бы по-другому. Имя Розенфилд жило бы еще многие десятилетия. А теперь все наши надежды, надежды твоих предков, – в тебе, мальчик.

Нейт вряд ли осознавал, что значат эти слова. А дед едва ли понимал, какую ответственность возлагал на двенадцатилетнего мальчишку. «Боже мой, ему ведь всего двенадцать», – сказал бы Аарон, если б услышал эти слова. Натаниэль вдруг вспомнил лицо отца, когда тот осаживал деда: «Боже мой, па, мир перестал быть таким, каким ты помнишь его. Но ты слишком горд, чтобы понять это. И слишком упрям, чтобы покинуть Виргинию».

Нейт кое-что смыслил в религии. Его мать была католичкой. Впервые он узнал об этом, когда она взяла его с собой в собор, чтобы послушать органную музыку в Сочельник. Ему тогда было семь. А еще Нейт знал, что его отец – агностик. И он нигде и никогда не вспоминал имя Бога так часто, как в Виргинии, когда говорил с дедом.

Нейт проехал мимо старой плантации, в направлении ближайшего городка, не обращая внимания на то, что сложенные металлические ножки этюдника больно хлещут его по костлявому боку. Он точно знал, где ему свернуть, чтобы добраться до пруда как можно быстрее. По дороге он увидел радиовышку, которой раньше здесь не было, и подумал вопреки словам деда, что, если цивилизация добирается сюда, в Абингдон, значит, не такой уж плохой стала страна. Он вспомнил, как несколько лет назад отец купил две рации, и они играли в исследователей все лето, таскаясь по Нью-Йорку, посещая музеи и выставки, парки и кинотеатры. «Наземное управление для майора Тома»5, – шепотом говорил в рацию отец, когда они сидели в кинозале на разных уровнях. Он просто обожал Дэвида Боуи, а Нейт отвечал: «Майор Том наземному управлению. По-моему, этот фильм полный отстой». Это была премьера «Бэтмен возвращается» Тима Бертона.

То было единственное лето, проведенное не в Виргинии, потому что весной отец и дед сильно поругались.

Спрыгнув с велосипеда и бросив его на землю, когда дорога прервалась высокой травой и желтым рапсом, Нейт аккуратно пробрался через заросли к пруду, он надеялся не наступить на змею. Ноа сказал, что прошлым летом наткнулся на одну и так и не понял, была ли она ядовитой.