Под стягом Габсбургской империи (ЛП)

Весной 1914 года «Тису» никак нельзя было назвать счастливым кораблем: любой мог это сказать, глядя на облако дыма из её трубы, необычную смесь клубов дыма и сгустков копоти, возвестившую о прибытии монитора в то утро, когда мы стояли на пристани в Панчове. С кораблями, работавшими на угле, всегда так: любой может многое сказать о том, что происходит внутри, по дымному автографу за кормой. За кораблем, находящемся в хороших руках, оставалась ровная серая струя дыма; корабль же, страдающий несварением, будет производить рваные клубы - значит, кочегары работают спустя рукава, давление пара упало, капитан орет им вниз в переговорную трубу, а те предпринимают ответные меры, внезапно открывая дверцы топок, чтобы порыв тяги воспламенил сажу и та вырвалась из трубы, в надежде, что какая-то её часть осядет на мостике и парадном белом мундире капитана.

Достаточно заметить, что дымовое облако «Тисы» было одним из самых необычных, что я когда-либо видел: свидетельство не только напряженных отношений между мостиком и кочегаркой, но и зарождающегося мятежа. Эти плохие отношения имеют не слишком большое значение на борту морского корабля. Море - опасное место, и даже если офицеры и команда от всего сердца терпеть друг друга не могут, остается определенная общая заинтересованность не погибнуть на тонущем корабле. На речном судне - совсем другое дело.

Но тут мы ошибались, как я теперь понимаю, потому что с тяжелым бронированным корпусом и минимальным запасом плавучести «Тиса», конечно, пошла бы ко дну как топор, получив пробоину при столкновении, и утянула бы нас под воду. Более того, Дунай (как я вскоре обнаружил) - коварная река для навигации. В Банат-Воеводине река была широкой, окруженной болотами и разделялась на неисчислимые протоки, вьющиеся между низкими, болотистыми островами, заросшими ольхой и ивой. На реке преобладало сильное течение, особенно весной, когда тающие снега Центральной Европы стекали в Черное море; и осенью, после дождей; но также и в промежутке, когда период ливней на том или другом притоке вызывал непредсказуемые внезапные наводнения ниже по течению.

Часто в середине ночи слышалось, как корабль стонет и скрипит у пристани, когда вода поднималась почти поверх красно-белых полосатых отметок уровня воды на берегу, унося в извилистом потоке шоколадного цвета с корнями вырванные деревья, дохлых животных и даже целые крестьянские хижины.

В начале апреля разразилось одно из таких наводнений, которое принесло Зейферту и мне неожиданное спасение от монотонной жизни на борту. Мы обнаружили «его» однажды утром - застрявшее в ветвях дерева на берегу, около пристани Панчовы, красиво построенное, очень дорогое и почти неповрежденное красное каноэ в индейском стиле из древесины кедра.

На нем отсутствовало название и хотя бы малейшие признаки того, откуда оно взялось, поэтому мы посчитали его своим законным призом и следующие две недели в свободное время восстанавливали и повторно лакировали небольшое суденышко, а в это время Полтл штудировал австро-венгерский военный устав в поисках статей, позволяющих это запретить.

Мне кажется, что, возможно, через какое-то время я преодолею свое отвращение к службе на речном корабле и примусь за работу с желанием приобрести навыки речного лоцмана, которые сильно отличаются от океанской навигации. Мешало этому только постоянное присутствие капитана, который ходил с важным видом по мостику или сидел в своей каюте, просматривая служебные инструкции и продумывая новые способы, как нас всех притеснить. По правде, офицер вроде фон Полтла мог появиться только в стране, полвека прожившей в состоянии мира. Я думаю, что, даже если старые австро-венгерские кригсмарине располагали небольшим флотом и постоянно нуждались в деньгах, то офицеры и матросы в целом были превосходными, а стандарты судовождения и навигации не хуже, чем у ведущих мировых держав.

Но во всех службах есть исключения. Я был довольно хорошо знаком с королевским флотом в эпоху эдвардианского расцвета, когда тот, без сомнения, являлся самым опытным и профессиональным флотом на земле. Но даже тогда до меня доходили слухи об опасных безумцах, которые так или иначе (никто даже не мог сказать как) умудрялись успешно продвинуться по службе, пока не оказывались на такой должности, где могли нанести реальный ущерб.

Некоторые люди придерживаются теории «чертового дурака» - теории военно-морской некомпетентности. Но со своей стороны, многие годы наблюдая и размышляя над этим, я пришел к мнению, что по-настоящему фатальные идиоты в этом мире - люди средних умственных способностей, когда в них есть какой-то роковой недостаток характера (вроде перемкнуло что-то в голове), превращающий даже интеллект в потенциальное орудие убийства. Как правило, эти люди весьма умны на экзаменах (но не так умны, как они думают) и полностью лишены непостижимого качества, называемого здравым смыслом.