— Да ты не раскисай, — подбадривала она меня, шагая по едва заметной лесной тропинке, — пока ты цветочки нюхал, я набор зондов выпустила, они отслеживают текущую ситуацию. А карту еще при спуске срисовала, так что куда идти, представляю.
— И куда? — поинтересовался я, отсылая запрос ИИ штурмовика. Насчет карты мог бы и сам сообразить.
— Тут какое-то поселение в километре отсюда, домов на пятьдесят, вот туда и пойдем. Местные чужаков обычно не любят, расставим жучки, послушаем, кто что говорит. Не кисни, Гарецки, я твою гражданскую задницу должна вернуть обратно в целости и сохранности, так что держись за мной, скажу падать — падай.
— Хорошо, — пообещал я.
Такой конформизм на Зоис подействовал умиротворяюще, так что все десять минут, что мы шли до местного очага цивилизации, я выслушивал ее мнение о Тиме и его взаимоотношениях с разными шлюхами, которые одновременно были его сослуживицами. Бедный парень, сидит там, икает, щеки красные, как у истинного марсианина.
Тропинка вывела нас к дощатому забору с оторванными досками, только чтобы человек мог пролезть, а когда мы пролезли — к трехэтажному дому с огромными затененными окнами. Большая вывеска, висевшая над входом, мне кажется, в любом месте и в любое время означала, что тут можно пожрать и выпить. И точно, дверной проем разьехался, и на улицу вышел толстенький человечек в явно хорошем настроении. Споткнулся, упал, и попыток подняться не делал.
— Надо помочь, — мы синхронно посмотрели друг на друга, и бросились поднимать толстячка.
Пока тащили его до ближайшей скамейки, Зоис деловито обшарила его карманы, а я усыпил пациента, чтобы не проснулся раньше времени. Поспит часиков десять, заодно и печень подлечит — мой ему подарок за финансовую помощь.
Наконец толстяк был усажен на скамейку и тут же упал на бок, развернулся на спину, раскинув руки, и громко захрапел. Комма видно не было, я уж понадеялся, что Зоис сняла и забрала его себе, но нет.
— Нет, — так и сказала она, разглядывая пластиковые листочки. — Это что такое?
Я взял один, повертел в руках. Цифры привычными клинышками соседствовали с надписями явно греческим алфавитом, уж омегу-то я узнаю, такие часы остались в прежней реальности.
— Мне кажется, это деньги, — отдавать пластиковую десятку не стал.
— Какие деньги? — Зоис посмотрела на меня как на идиота. — Это что, персональный банк?
— Скорее, расписка. Банк дает тебе такую штуку, а взамен ты ему — кредиты на счет. Это когда комма нет.
— И на чьем они счете?
— А у кого вот такая расписка, у того и на счету.
Дитя местной высокоразвитой цивилизации слегка зависла.
— Что, так разве можно?
— Угу, — кивнул я. Про кэш, обналичку, черный нал, откаты и кубышки забывать при любом уровне развития технологий не стоит.
— Надо же, и сколько тут кредитов?
— Не знаю, — я вздохнул и забрал у сержанта остальные пластиковые листочки. — Но сейчас узнаю.
Надпись на вывеске была сделана на том же языке, что и на банкнотах. Похожем на греческий, но как-то отдаленно. Хотя и помню-то я несколько слов и выражений, типа «эвхаристо», «паракало» и «вале ке ало, ке досе мази му дио букалья». Комм моего скепсиса не разделял, язык оказался вполне земным, только — локальным, принятым среди одной из покоренных шумерами наций, и потому почти в метрополии не использовавшимся. А вот внешники любили таким образом показать, что помнят и ценят свои корни, хотя между собой все равно общались на общепринятом пиджин эми-гир.
Но тем не менее в забегаловку местную я входил практически своим человеком. Зоис тоже — коммы-то у всех одинаковые почти.
Семь из десяти столиков были заняты. Преимущественно мужчинами, но и дамы попадались, все как один посетители курили сигары и сигариллы, так что вытяжка справлялась с большим трудом, бутылки на столах были разной степени опустошенности, а глаза аборигенов — разной степени залитости. На нас внимания не обратили вообще, ну приперся кто-то в военной форме, и ладно. Не стреляет — уже плюс.
За стойкой копошилась миленькая коротышка, по виду лет двадцати, не больше. Только когда мы подошли и сели на скамейку, протянувшуюся на всю длину столешницы, она решила отвлечься от своих важных дел.
— Чамби, варрес? — выпустив дым прямо нам в лицо, пигалица посчитала, что свои обязанности выполнила, и вернулась к прежнему занятию.
— Чамби, — пожал я плечами. Что бы это ни было, раз предлагают, чего отказываться.
— За два — десять криматас, — донеслось откуда-то снизу. На обычном языке, общепринятом, и то хорошо.
Повертел бумажку с цифрой десять — да, в самый раз. Бросил на стойку. Ладошка появилась снизу и утащила местную валюту, а взамен поставила две стопки с каким-то коричневым пойлом.
— Я это пить не буду, — твердо заявила Зоис, понюхав маслянистое содержимое.
Тоже принюхался, лизнул, отпил. А тут знают толк в выпивке, по органолептике на Carta Negra похож, но гораздо тягучее, словно в ром добавили карамель. А потом убрали воду, доведя крепость до восьмидесяти оборотов. И слабый ананасно-апельсиновый привкус, напомнивший никербокер.