Это невозможно объяснить словами тому, кто ни разу не скулил от страха, уткнувшись лбом в землю и слушая свист пуль, пролетающих в полутора миллиметрах над головой. Тому, кто не переживал чудесное превращение длительностью в один удар бешено колотящегося сердца, когда страх вдруг ломается, и его место занимает ревущая как адское пламя решимость. Это чистая сила духа, которая болтается у тебя глубоко внутри и вдруг выходит на поверхность, увлекаемая одной лишь улыбкой Томми.
Да, он нужен Солису здесь, в башне Феникса. Но будь я проклят, если он не нужен и солдатам, прущим в самую мясорубку там, в лесах под Рэббит Лейк.
Я смотрел прямо в стол. Я молчал. Без толку возражать. Томми не отступится от самого крупного сражения новой эры. Само небо не простит ему, и он это знает лучше всех.
-Ты хорошо подумал, Томми? – спросил Велес подчеркнуто спокойно, даже чересчур.
-Да, я всё решил.
Кто-то крутил в пальцах монету и выронил ее, затухающий металлический звук напомнил барабанную дробь. Будто перед каким смертельным номером в цирке.
Сомневаюсь, что я хорошо понимал, что делаю, когда, погуляв после заседания по крыше, вдруг твердым шагом направился к Томми. Бывает такое состояние, когда совершенно не соображаешь, но просто делаешь то, что должно быть сделано, так или иначе. Мысли и понимание приходят уже потом, и ты, зная, что через несколько минут можешь дрогнуть и передумать, спешишь вперед. В этот раз мысли настигли меня на середине пути, но, к счастью, они лишь укрепили намерение.
Завернув с лестничной площадки в коридор, я едва не столкнулся с Мирой. Она шла быстрым шагом, едва не бежала. Пылающие глаза, чуть дрожащие губы – гримаса едва сдерживаемой истерики.
-Скажи ему! – выпалила она
-Что сказать?
-Скажи, чтобы отказался! Чтобы не шел! – Мира ударила меня в плечо, по-женски так, сильно и не больно – Он же первым хочет быть, его уничтожат!
-Ты прекрасно знаешь, что он там нужен. И что он не передумает.
-Ну, скажи! Тебя он послушает! Или вам всем наплевать на…кроме… Ну, он ведь…
Она часто дышала и хлопала своими зелеными глазами, силясь не сказать того, кроме чего ей сказать было явно нечего. Я всё знал. Что она любила Томми все эти годы так верно и преданно, как женщина только способна любить мужчину. И что он в свою очередь любил едва ли не всех свободных женщин, попадавшихся под руку, но не ее. Я никогда не расспрашивал Томми об этом, хотя и знал, что наверняка получу искренний ответ. Хватало понимания того, что именно происходит, и совершенно не хотелось знать, как и почему. Это их история, и с моей она никак не пересекается. Пробовал, узнал.
-Скажу, обязательно скажу – вру я в ответ, для убедительности изобразив на лице секундную борьбу чувств.
Мира замерла, пару раз моргнув, и вдруг улыбнулась. Это была самая чистая, самая искренняя на свете улыбка благодарности, которую я так цинично украл. Коротко подалась вперед, чмокнула меня в щеку, прошептав «Спасибо» и убежала на лестницу. А ведь я этой щекой к ней и поворачиваться стеснялся в свое время. Несколько лет назад. Целая вечность для солдата на службе
Новой Эпохи.
-Томми, я пойду с тобой.
Он удивленно вскинул брови, и в этой гримасе не было искренности ни на грош.
-Вот как… Ты хорошо подумал?
Где-то я уже слышал эту фразу, совсем недавно.
-Да, я всё решил – отвечаю и чувствую, что губы начинают расползаться в ухмылке – Как в старые времена.
-Ядумал оставить на тебя Солис.У тебя есть жена, дети скоро будут. Ну, зачем тебе лезть в это пекло?
Хочу сказать о том, что с каждым днем чувствую себя всё старее. Что штабные будни не идут ни в какое сравнение с упоением настоящего боя. Что я никогда не чувствовал себя настолько живым, как рядом с ним, под огнем. Что он не имеет морального права отказывать мне там, где я его поддержал, пускай даже молчанием. Но – нельзя. Тогда сразу откажет. Сентиментальным старикам нет места в строю.
Уже чувствую, что происходит между нами на уровне невидимых чувств. Нужные слова сами выпрыгивают из глубин памяти прямо на язык. Подхожу вплотную, и с самой серьезной миной говорю ему:
-Томми… Засранец, если ты умрешь раньше меня… Я убью тебя за это!
-Только пойдешь в середине колонны, не раньше. Там поначалу будет особенно жарко –отвечает он, когда наши объятия, наконец, ослабели и разомкнулись.
Тяжелая броня, или ТБ50 стала тем недостающим звеном в цепочках наших тактических схем, которое в былые времена представляла бронетехника. Весь расчет нашей безумной операции стоял на том, что трое человек в тяжелой броне сразу подавят вражеский аванпост возле точки и обеспечат остальному войску возможность без потерь завершить переброску и построиться для марша. На это им отводилось восемнадцать секунд – максимум, что можно было выкроить из времени на переброску, без того чтобы последнему солдату в колонне отхватило задницу закрывающимися вратами. При этом ТБ нужно было отойти какможно дальше от рамки, чтобы избежать столпотворения.