Под Варды синими сводами (СИ)

Лорд синдар искал Лиса среди раненых в лагере голодрим, лично ездил осматривать их полевой госпиталь за невысокой горкой, не доверяя своей страже. Приехав туда, он униженно спрашивал у встречавшихся ему целителей и их прислуги, ухаживавшей за ранеными, не видел ли кто среброволосого молодого воина, не слышал ли кто-нибудь имени Тэран-Дуиля, сына Орофера, не знает ли, где он. Никто не видел, никто не знал. Ему удалось найти Саэлона, он был ранен копьем в спину и лежал пластом на сложенных в несколько слоев походных одеялах. Саэлон рассказал ему, что последний раз, что он видел Лиса, был, когда тот приказал ему вынести на своем коне из боя раненного лорда голодрим. Ценой неимоверных усилий, будучи сам ранен, Саэлон добрался до лагеря изгнанников и передал бесчувственное тело князя их целителям. Вскоре подоспел один из его братьев — Лорд Маглор, благодарил, приказал обеспечить Саэлона всем необходимым. А браннон Тэран-Дуиль остался там, в самом пекле сражения.

Выслушав рассказ Саэлона, Орофер со страхом подумал, что самое мучительное было еще впереди. Он с остатками отряда возвращался в Нан-Эльмот, в свой замок, и ему предстояло известить о своем возвращении жену. В каких словах он будет рассказывать ей о том, что произошло с ее Цветушей Весной, он не знал.

Мирионэль сидела рядом с телом отца в маленькой палатке. Со дня битвы прошла уже неделя. Они спешно отступали к Амон-Эреб под командованием Маглора и близнецов, к вечеру валившихся с ног от усталости.

На долю Кано выпали самые тяжелые обязанности — он распоряжался приемом раненых, устройством обслуги и относительно боеспособных воинов из атани и остатков армии Нолдарана вместе с собственными на стоянки, сборами всех желающих, включая беженцев из Химринга — женщин и детей, для отправки в Лестанорэ*, церемониальным чествованием павшего в схватке с драконом короля наукалиэ и переговорами с лаиквенди и синдар относительно обустройства на их землях беженцев из нолдор. При этом у него хватало сил приходить к ней время от времени, приносить бульона и лепешек, прося поспать, пока у отца побудет кто-нибудь из его стражи.

Курво постепенно шел на поправку. Надменный и капризный Келегорм, не позволявший никому кроме Куруфина приближаться к себе, теперь сам не отходил от младшего брата, суетился вокруг него, стараясь окружить того всеми возможными в походных условиях удобствами и выполняя роль его сиделки. Было странно наблюдать, как этот избалованный вниманием и праздной жизнью признанный красавец, пестует сурового Курво, бегает к целителям за бальзамом, сам втирает его в обработанные и очищенные им же раны, как поит брата теплым перепелиным бульоном, мелко кроша в него куски лепешки, как расчесывает темные спутавшиеся волосы Атаринкэ, молча принимающего все ухаживания.

Близнецы уже через пару дней с помощью целителей оправились от полученных ими легких ран. Только очень уставали за день, помогая Кано. Вечерами во время стоянок они ходили за ним хвостом, тот жалел их, просил ложиться пораньше. Они спали обнявшись, мыли и причесывали один другого и стали неразлучней, чем прежде. Приходя проведать Морьо, Амбаруссар приносили Мирионэль свежезаваренный отвар из трав, чтобы придать ей сил, и сушеных фруктов — их любимого лакомства, и просили ее отдохнуть, готовые заменить ее.

Маэдрос был хуже раненого. Лежал пластом, закрыв глаза, отказывался есть, отворачиваясь, если с ним пытались заговаривать. Маглор пришел к нему в палатку, принеся с собой влажное полотенце и чашу с бульоном.

— Нельо, — тихо позвал он, тронув старшего за плечо, — торонья…

Ответом ему было молчание.

Маглор тихо вздохнул, но терпеливо, отставив в сторону чашу, протянул руки и повернул к себе лицо старшего. Тот сильно ослаб за эти дни почти без пищи и не мог оказать брату сколько-нибудь существенного сопротивления.

— Я сейчас промою рану, хорошо? — он осторожно разматывал бинт повязки на голове Маэдроса, — А потом ты выпьешь это, — продолжил Кано, кивая на чашу с дымящимся бульоном, — Мирионэль хотела зайти к тебе, проведать, но я сказал, что завтра ты сам к ней придешь. Морьо тяжело ранен, без сознания все эти дни, и бедняжка вся извелась, день и ночь проводит подле него, — он помолчал, — Ты знал, что у нее был нареченный, сын какого-то лорда из синдар? Нам сказали — он пал в сражении…

Вдруг старший брат поймал запястье руки Маглора, протиравшей мокрым полотенцем его висок.

Нельо заглянул ему в глаза, его взгляд был осмысленным и полным горечи:

— Прости, Кано, я вел себя как… — он зажмурился, сжимая его руку, и еще раз прошептал, — Простите меня… — и уже громче, отчетливее, — Завтра я сам займусь всем. Такое больше не повторится, обещаю.

— Брат, тебе не за что просить прощенья, — молвил Кано, опуская голову, голос его дрогнул. Выпустив запястье Маглора, старший феаноринг притянул его к себе и крепко обнял.