Под знаком феникса

Павел стал целовать мягкие податливые губы девушки, чувствуя, как по телу разгорается пожар. Да и Эльза отвечала ему не менее яростно, даже губу прикусила, а руки то обнимали его за шею, то гладили, а потом ладошки заползли не только под легкую курточку, но и под рубашку, а ноготки впились под кожу, что возбудило молодой организм чрезвычайно. Он рывком поднял ее на руки, прижал к груди.

— Да, Паша, да, хочу тебя! Здесь и сейчас…

Мало кто из молодых удержится от исполнения такой откровенной просьбы любимой девушки в прекрасную летнюю погоду, в теплую «белую ночь», наполненную романтизмом и кипением страстей. Павел не смог сдерживаться — он унес любимую от дороги за деревья, и тут же наткнулся на ровную полянку, покрытую травой, от которой шел вниз крутой склон прямо к реке, берег которой внизу имел песчаную кромку. Машинально, одной половинкой незамутненного вожделением мозга, отметил, что комаров нет, а потому вниз спускаться не стоит, особенно с ношей на руках.

— Люблю тебя, люблю…

— И я тебя люблю!

Что еще можно сказать, когда тебе семнадцать лет, ты предельно искренен, и не умеешь прятать чувств и желаний?!

Руки опустили девушку, сняли с ее плеч легкую курточку, тут же подстелив на траву. Затем рядом раскинул и свою курточку — получилось ложе для влюбленных. Спорхнули рубашки с плеч, будто гонимые ветром, а с ними полетели спортивные трико и белье, и два обнаженных тела сплелись воедино, больше не тратя время на слова…

— Хочу ребенка, и хорошо, что ты не осторожничал, не жалел меня. Все было так прекрасно!

Эльза провела пальцем по его груди, и тут же поцеловала в шею, продолжая крепко обнимать. Они уже оделись, только куртки продолжали служить влюбленной парочки ложем. Восторги несколько утихли — комары, непонятно откуда взявшиеся, прилетели и устроили кровопускание.

— На даче продолжим, моя любовь. Я тебя всего изопью…

— Тихо, девочка моя, замри.

Павел прижал ладонь к ее губам, он услышал звук автомобильного мотора, «легковушка» — ночью по дороге постоянно ездили, и пока они предавались любви, машины три проехало мимо деревьев. Насторожило другое — «москвич-412» медленно ехал, не включая фары. И вот тут буквально завопила интуиция, которая не раз выручала в опасных ситуациях, когда его шкуру собирались продырявить свинцом либо острой сталью. Странное такое ощущение, будто внизу души чем-то покалывать стали.

Детище советского автопрома неожиданно съехало с дороги, и остановилось у деревьев, за которыми притихла пара влюбленных. Мотор заглох, стекла были опущены, внутри алели огоньки сигарет — двое на передних сидениях, третий сзади.

— Да говорю я, он при «капусте» — если дачку хорошо обыскать, то еще найти можно всякого. Я ведь с утра случайно в шкафу наган нашел, и пачку червонцев. Откуда у него такие деньжища?!

Голос «боксера» Павел узнал сразу, и мысленно выругался — тот, оказывается, выяснил его место обитания, кто-то проговорился из бывших одноклассников или струсил, и ему с утра устроили «негласный обыск». А это не просто плохо — прескверно!

— Действительно, откуда у школьника такие деньги, да еще «пушка» с «маслятами». Только куда он делся со своей телкой — по дороге ведь шли!

Голос принадлежал мужчине лет тридцати, со знакомой блатной развальцой, от которой душа Павла как сторожевой пес мгновенно ощерилась. Рука машинально сжала рукоять ТТ, благо он не успел подвесить ствол на тесемки в штанине. И сейчас с пронзительной отчетливостью Никритин осознал, что судьбу во второй раз не изменишь — если суждено ему всяких мерзавцев «валить», то куда денешься…

Глава 44

— Замри, Эля, тихо, милая, тихо.

Эстонка только мотнула головой, показывая, что совершенно спокойна — Павел удивился ее хладнокровию. И убрал ладонь, прекрасно понимая, чо девчонка не издаст не единого звука.

— Наверное, в лес сошли, через него дорога короче, тропинки хорошие, — донесся заискивающий голос «боксера». Видимо, унижение сыграло свою роль, и он решил отомстить руками матерых уголовников, которых в стране имелось с избытком. Излишне романтизировали криминал, даже Высоцкий со своей хрипотцой им песни посвящает. И Павлу стало интересно, какую им участь приготовили. И ответ был получен сразу, после которого не осталась никакого выбора, кроме одного — или ты, либо тебя.

— Парня попытаем насчет деньжат, и «стволов» — ведь где один, там и два. Все расскажет, когда его телку при нем пользовать начнем. Язык сразу развяжет, все заначки укажет. А потом задушим и в багажник уложим, чтобы не мешал развлекаться. Да не трясись ты, дадим тебе телку, после того как сами досыта набалуемся. Можешь ей хоть сиськи отрезать, рот заткнем, чтобы не орала. Да и «крещеньице» примешь, — в голосе уголовника прозвучала угроза, но тут все понятно — «повязать» убийством первое дело.

— А я что, я ничего, побалуюсь да прирежу, — в голосе «боксера» прозвучала похоть, но через нее пробился страх — прекрасно понимал уродец, что если он не убьет несчастную девчонку, то прирежут его. — А потом их с дачей сожжем, что ли?