В трапеции света замаячил в бурном движении второй из юнцов. Он вцепился в запястья Давида, взобравшегося на стол в тщетной попытке достигнуть окна. Ярковолосая, светло-синяя фигурка исчезла. Круг, мыча и дергаясь, наполовину вывалился из машины с повисшим на нем Маком, обхватившим его за поясницу. Машина поехала. Бороться было бессмысленно. Процессия цветастых зверушек пронеслась по косой полоске обоев. Круг упал на сиденье.
-- Интересно, чего он спрашивал, -- сказала Линда. -- Ты совершенно уверен, что все в порядке, Мак? Я хочу ---
-- Ну, у них же свои инструкции, разве нет?
-- Я полагаю.
-- Всех шестерых, -- выговорил Круг, задыхаясь, -- всех шестерых, вас, будут пытать и расстреляют, если с малышом что-то случится.
-- Ай-яй-яй, какие плохие слова, -- сказал Мак и не слишком нежно тюкнул Круга за ухом костяшками четырех расслабленных пальцев.
Д-р Александер, именно он разрядил несколько напряженную атмосферу (ибо не приходится сомневаться, что в эту минуту все они ощутили, -- что-то пошло не так):
-- Что ж, -- сказал он с умудренной полуулыбкой, -- уродливые слухи и некрасивые факты не всегда так же неизменно верны, как уродливые невесты и некрасивые жены.
Смех брызнул из Мака, прямо Кругу на шею.
-- Ну, я скажу, у твоего нового отличное чувство юмора, -- прошептала сестре Мариэтта.
-- Он университетский, -- сообщила большеглазая Линда, благоговейно кивая и выпячивая нижнюю губку. -- Он ну прямо все знает. Меня просто оторопь берет. Ты бы видела, как он управляется с пробками или с разводным ключом.
Девушки предались уютной беседе, как это водится у девушек, сидящих на заднем сиденьи.
-- Расскажи мне побольше про Густава, -- попросила Мариэтта. -- Как они его придушили?
-- Значит, так. Приходят они с черного хода, я как раз готовила завтрак, и говорят, у нас приказ избавиться от него. Я говорю, ага, но чтобы никакой грязи на полу и никакой стрельбы. А он заперся в гардеробе. Прямо слышно, как он там трясется, одежда на него сыпется, плечики звякают. Такая гадость. Я говорю, парни, я не желаю смотреть, как вы это будете делать, и не желаю тратить весь день на уборку. Так что они свели его в ванную и там за него принялись. Конечно, утро у меня пропало. Мне к десяти к дантисту, а они засели в ванной и просто жуть, какие оттуда звуки, особенно от Густава. По крайней мере минут двадцать они там возились. Говорят, адамово яблоко у него было жесткое, как каблук, -- и, конечно, я опоздала.
-- Как обычно, -- прокомментировал д-р Александер.
Девушки рассмеялись, Мак повернулся к младшей из двух и перестал жевать, чтобы спросить:
-- Тебе правда не холодно, Син?
Баритон его сочился любовью. Девчушка вспыхнула и украдкой сжала ему ладонь. Она сказала, что ей тепло, ах, очень тепло. Пощупай сам. Вспыхнула же она оттого, что он произнес потаенное прозвище, неизвестное никому; каким-то чудом он проник в эту тайну. Интуиция -- это сезам любви.
-- Ладно, ладно, карамельные глазки, -- сказал застенчивый юный гигант, отнимая ладонь. -- Не забывай, я на службе.
И Круг опять ощутил его лекарственное дыхание.
&
17
Автомобиль встал у северных врат тюрьмы. Д-р Александер, мягко орудуя пухлой резиной рожка (белая длань, белый любовник, грушевидная грудь чернокожей наложницы), подудел.
Последовал неспешный чугунный зевок, и машина вползла во двор No. 1. Стража, роившаяся здесь, кое-кто был в противогазах (имеющих в профиль разительное сходство с сильно увеличенной головой муравья), облепила подножки и прочие доступные выступы автомобиля, двое-трое, урча, полезли даже на крышу. Множество рук, некоторые в латных перчатках, вцепились в оцепенелого, скрюченного Круга (застрявшего на стадии куколки) и выволокли его наружу. Стражи А и Б завладели им, прочие зигзагами прыснули кто куда, тычась в поисках новых жертв. Улыбнувшись и козырнув небрежно, д-р Александер сказал стражу А: "Увидимся", затем осадил машину назад и принялся энергично выкручивать руль. Выкрученный, автомобиль развернулся, дернул вперед: д-р Александер откозырял повторно, а Мак, погрозивши Кругу здоровенным указательным пальцем, втиснул свои ягодицы в пространство, освобожденное для него Мариэттой вблизи себя. И вот уже слышно было, как автомобиль, испуская радостные гудочки, уносится прочь к укромной, благоухающей мускусом квартирке. О, полная радостей, распаленная докрасна, нетерпеливая юность!