Под знаком снежной совы

Я послушно взяла напиток. Он чуть прислонил свой к моему. Хрусталь тонко звякнул. Мы отпили по несколько глотков. Во рту остался легкий фруктовый привкус, а горло обожгло, но почти тотчас по телу волнами начало расходиться тепло. Будто невидимая рука, весь вечер сжимавшая меня, чуть расслабилась. Но все же не отпустила до конца.

Он так долго молчал, что я уже не надеялась узнать ответ на свой вопрос. Но мужчина заговорил.

— Слушай же мою исповедь. Я был молодым и импульсивным. И в это проклятие… В него я вложил очень много силы.

Да уж, на это он точно не поскупился. Чувствовала это всю сознательную жизнь. Велислав опрокинул содержимое бокала в рот и поморщился, прикрыв на несколько секунд глаза.

— Так много, что пожелай я снять его — ничего не получилось бы. Знаю, брат пытался несколько раз в тайне от меня. Не вышло, — он налил себе еще и сделал очередной глоток. — Проклятие продолжает питаться моей энергией. До сих пор. Оно уже стало некой самостоятельной сущностью, которая продолжает пожирать меня изнутри. Это невыносимо! С каждым новым поколением твоего рода это бремя мне становится нести все тяжелее. И тогда я понял очевидную вещь, которая раньше не приходила в голову: избавиться от проклятия можно, убив всех, на ком оно лежит! Тогда ему просто не за что будет цепляться, и оно покинет этот мир. Я стану свободен! Столько десятилетий не следил за судьбой рода Софии, даже не знал ее новой фамилии. Я хотел ее забыть.

Он снова выпил содержимое бокала и наполнил его в третий раз. Что самое интересное, совсем не опьянел. Только глаза потемнели еще больше. Казалось, я смотрю в саму преисподнюю.

— Поэтому я долго не мог найти ее родственников. Но судьба улыбнулась мне. Снова как в насмешку оказалось, что мы уже несколько лет живем на одной земле! Кто бы мог подумать, что известный сахарный магнат — правнук моей невесты!

Когда убил твоего деда, в тот миг, когда его мышцы скручивали спазмы, а кости начали меняться, когда он готов был превратиться в птицу, я ощутил это — часть силы, которая поддерживала на нем заклятие, возвращается ко мне! Как только его сердце перестало биться, я словно сбросил тяжесть нескольких десятков лет, говорят, даже выгляжу теперь иначе.

Что ж, теперь мне хотя бы известны его мотивы. Но от этого не легче, ведь теперь знала наверняка, что живой отсюда он меня выпускать не собирается.

— Ты — последняя в роду.

Я чуть не сказала, что это неправда. Ведь есть еще моя мать. Но вовремя прикусила язык: он мог начать искать и ее. Но, видимо, он что-то прочел в выражении моего лица, потому что криво улыбнулся и, поставив бокал, продолжил:

— Ты подумала о своей матери, — сказал утвердительно. — Она меня не интересует. Заклятие уже не имеет власти над ней. Она слишком долго пробыла птицей. В ней не осталось ничего человеческого. Ни-че-го.

Здесь он был неправ. Она еще понимала, что я нуждаюсь в ней и пыталась поддержать меня всеми доступными способами. Но говорить об этом я, конечно же, не собиралась.

— Ты верно заметила: ты не София. Ради нее я мог бы оседлать своих демонов. Она в это не верила, но я знаю: мог бы. У тебя ее лицо и тело. Но не душа. Глаза твои смотрят на меня совершенно иначе. Как бы мне хотелось все вернуть, доказать ей… Ей, не тебе! — он махнул рукой и покачал головой, как бы говоря, что все пустое. — Но я не властен над временем и не могу воскрешать мертвых. Поэтому прости, Августа. Но сегодня ты умрешь.

* * *

Эти слова не были для меня шоком или неожиданностью, я ведь понимала, на что иду. Совершенно спокойно допила свою порцию, подошла к столику и поставила пустой бокал. Так устала бороться с этим проклятием. Так устала бежать от невидимой опасности, которая преследовала последние месяцы, что одна часть меня даже обрадовалась этому приговору, хотя другая всеми силами верила и надеялась, что Алексей успеет…

— А Антонина? Девушка, которую вы сегодня похитили. Что будет с ней?

Мужчина пожал плечами.

— Она мне не нужна. Поверь, я не жестокий убийца, каким могу показаться сейчас. Мне нужна твоя жизнь. Ее отпустят. Даю слово.

Он протянул ладонь. Я застыла в нерешительности.

— Ну же, не за чем раньше времени прибегать к жестокости. Я предлагаю тебе уйти с достоинством.

Я кивнула и приняла руку. Его — прохладная и сухая, моя — горячая и влажная. Мы пошли дальше. Вглубь библиотеки, проходя бесчисленные стеллажи.

— А ваш брат, Тадеуш… он у вас?

— Разумеется, — сказал Велислав таким будничным тоном, словно я спрашивала у него, выпьет ли он со мной чаю.

— Вы… вы его… — пыталась подобрать слова, но все никак не могла.

— Он сам искал встречи со мной. Тадеуш — идеалист. Не знаю, чего он хотел добиться этим разговором. Пусть посидит еще пару дней, подумает над своим поведением. Когда мы были маленькие, мне всегда влетало за его проказы. Но вот он вырос, а продолжает пакостить. Если бы не его дурацкие принципы, я уже давно бы заставил тебя перекинуться!

— А если я выживу? Что если переживу превращение. Мама ведь пережила!