Тракт до Красноярска был удивительно хороший, и сибирские лошадки несли меня во-всю. Через несколько суток я прибыл в Красноярск и остановился в хорошей гостинице.
С хозяевами я держался строго и официально. Потребовал свежей воды, почистился и хорошо поужинал. Не успел я лечь, как хозяин потребовал от меня паспорт, «так как, — заявил он, — у нас насчет этого строго, много ссыльных бегут. Очень извиняюсь, что побеспокоил вас, но такова наша служба. Все равно я вас должен был бы разбудить утром, так как поезд на Челябинск уходит в 9 часов утра». Отдав паспорт, я заснул, как убитый, так как не спал несколько ночей. Утром меня разбудили. Принесли кофе, хлеб с маслом и счет.
Скоро под’ехал извозчик, и я направился на вокзал. На вокзале я отдал носильщику свой чемодан и, подойдя к кассе, спросил билет до Одессы. В Одессу, где меня хорошо знали, я ехал потому, что только здесь с помощью родных и товарищей мог надеяться достать средства для дальнейшей поездки за границу.
Взяв билет, я быстро сел в вагон. Мне все казалось, что меня окружают шпики и следят за каждым моим движением. Когда, наконец, поезд двинулся, мне не верилось, что я еду. Я ехал в вагоне 3 класса, где пассажиров было немного. Напротив меня сидели 2 железнодорожника; один из них был машинист лет 50, другой — молодой.
В пути среди пассажиров зашел разговор об усмирении железнодорожников по Красноярской линии в 1905 году генералом Меллер-Закомельским. Машинист рассказывал подробности расстрела железнодорожников казаками, передавал, как он был арестован и приговорен полевым судом к расстрелу, а потом был спасен каким-то военным. В виде иллюстрации к своему рассказу машинист показал свой обвинительный акт. В его рассказе чуялась мне «ловушка», — будто машинист пробует изловить меня.
Между тем поезд приближался к Челябинску, где мне нужно было 2 часа ждать другого поезда. Зная, что я еду в Одессу, машинист предложил мне не расставаться друг с другом в Челябинске, так как вдвоем удобнее получить плацкарту: один может пойти за плацкартой, другой — сторожить вещи.
Внешне я был спокоен, но внутренне волновался. Мне казалось, что меня сознательно выпустили из Красноярска с тем, чтобы схватить в Челябинске. Когда мы вышли из вагона, спутник очень тепло поздоровался с жандармом. У меня сердце дрогнуло. Вот он вместе с жандармом подходит ко мне и знакомит нас:
— Позвольте познакомить с моим другом, — говорит он жандарму, указывая на меня.
Я подаю жандарму руку, ничего не понимая, что здесь происходит.
— Вот что, господа, — говорит жандарм, — я вам сам возьму плацкарты, а вы не уходите от своих вещей, так как здесь много воров.
Как только он отошел, машинист, видя мое удивление, говорит мне:
— Какая находка, он служил у нас на станции «Красноярск». Теперь он все сделает нам.
Те два часа, которые пришлось ждать на вокзале, показались мне годами. Когда поезд, которого мы ждали, подошел к перрону, жандарм подал нам плацкарты, усадил нас в вагон, предостерегая от воров, и мы двинулись в путь.
Все время чувствовалось, что машинист относится ко мне с какой-то особой симпатией. Он приносил мне чай, покупал с’естное, не брал истраченные на меня деньги. Перед Уфой он шепнул мне, что ему нужно поговорить со мной, и просил выйти за ним на площадку.
— Вот что, товарищ, — сказал он. — Я знаю, кто вы. Мне не нужна ваша фамилия. У меня есть к вам просьба. У моей жены был брат, который нелегально уехал за границу и там умер. После него остался пожизненный паспорт, который можно использовать. Кто бы ни жил по паспорту, жена моя всегда может сказать, что это ее брат. Вы только дайте адрес, и по вашему требованию я пришлю его.
У меня опять явилось подозрение.
— Я не тот, за кого вы меня принимаете, вы ошибаетесь, — сказал я.
Мой спутник, со слезами на глазах, дрожащим голосом проговорил:
— Вы мне не верите?
Видя это, я записал его адрес.
— Это не все, — продолжал он, — у меня есть к вам еще другая просьба.
Он вынул 20 рублей и дает их мне:
— Они вам пригодятся.
Как я ни отказывался — ничто не помогало, и мне пришлось взять деньги.
— Как вы узнали, что я беглый из ссылки политический? — задал я ему вопрос.
— Вашего брата можно узнать. Я много лет живу в Красноярске, служу старшим машинистом. Имею свой домик. Часто встречаюсь с политическими. Сам пережил смертный приговор.
Что касается предложенного им паспорта, то мне помнится, что по приезде в Париж я сообщил об этом секретарю нашей экспедиции — «Алексею», который направил в Швейцарию к Н. К. Крупской мое письмо с подробным адресом машиниста для использования его паспорта.
В Уфе мы тепло простились и расстались.