Под знаменем большевизма. Записки подпольщика

Еле живой добрался чалдон к себе в деревню. Охотникам было известно, что медведь не бросит своих посещений и каждую ночь будет ходить за медом. Тамаров быстро организовал охоту на медведя: 5 человек крестьян, пробравшись в шалаш, забаррикадировались в нем и стали дожидаться медведя. Рано утром зверь явился на пасеку. Когда он приблизился на расстояние выстрела, охотники дали залп по медведю и убили его наповал.

Перед моими глазами лежали только-что снятая черная шкура и мясо, которое было отдано Тамарову. Я помог ему засолить его, после чего мы устроили обед из медвежатины.

Так-называемых политических среди нас было много, но большею частью это были люди, попавшие в ссылку за экспроприацию или случайно — полууголовный элемент.

В нашей идейной группе большевиков деревни Подгорново царила дружная товарищеская атмосфера. Григорий Спиридонович Вейнбаум являлся душой нашей группы. Я виделся с ним ежедневно. Мы часто просиживали целыми часами вместе и беседовали. Он хорошо владел французским языком, очень любил философию. Он писал статьи, которые посылал в Болгарию т.т. Благоеву или Дмитрову для журнала, издаваемого ими в Софии. Были ли они напечатаны — не знаю, но, как мне помнится, статьи были прекрасно написаны.

Мне хотелось бы остановиться на интересной личности Григория Спиридоновича (он был расстрелян Колчаком в Красноярске). По происхождению он был еврей. Отец его принял крещение и вскоре получил дворянское звание — он был чиновником особых поручений у Щегловитова. Сам Григорий Спиридонович был студент-филолог. Он был небольшого роста, с круглым матовым лицом, на котором особенно выделялись его большие черные глаза. Во всей его маленькой фигуре чувствовались громадная сила и энергия. По природе он был прекрасным оратором. Каждые две-три недели у нас читались доклады, и душой всех устраиваемых дискуссий был т. Вейнбаум. Получая помощь от отца, он жил лучше всех. Однажды, придя к нему, я нашел его сильно взволнованным. Он показывает мне полученное от отца письмо, в котором тот сообщал, что Щегловитов обещал все сделать, чтобы царь помиловал его сына, если последний подаст прошение о помиловании. И старик ставил ему ультиматум: если он не напишет прошения царю, то он, отец, от него отрекается и больше не будет присылать денег.

Прочитав письмо, я спросил:

— Что же вы думаете делать, Григорий Спиридонович?

Вейнбаум показал мне написанный уже ответ, в котором он в резкой форме сообщал отцу, что он отказывается от всякой его помощи, ибо считает ниже своего достоинства продолжать дальнейшую переписку с таким человеком, который называет себя отцом и предлагает своему сыну такие мерзости.

Отец лишил его своей поддержки, но дядя, узнав об этом, добровольно вызвался помогать т. Вейнбауму.

Приблизительно в феврале в Елани была назначена конференция политических ссыльных от нескольких волостей. На общем собрании наших политических делегатами на эту конференцию были избраны Григорий Спиридонович, я и кто-то третий. Разумеется, конференция носила конспиративный характер. На ней разбирались дела только местного характера, а также вопросы о приобретении нелегальной литературы и об организации помощи политическим ссыльным. Председательствовал Вейнбаум, который в течение трех дней прекрасно руководил конференцией. По окончании ее мы были сфотографированы одним из наших товарищей. Когда смотришь теперь на эту группу, то многих уже не находишь в живых: Виктор Зеленский, плехановец, погиб добровольцем на французском фронте, Сергей Тамаров расстрелян Колчаком в Енисейске, Вейнбаум расстрелян им же, а о ряде товарищей не имеется никаких сведений.

Вскоре я получил письмо от т. Зиновьева, в котором он писал, чтобы я не беспокоился, ибо все будет сделано. Я очень обрадовался, так как понял, что скоро буду иметь средства для побега. На ряду с этой радостью меня угнетало и останавливало то, что жена моя была беременна. Я знал, что мой побег может окончиться трагически не только для меня, но и для моего друга и для того маленького человека, который вскоре увидит свет…

Время родов приближалось. В виду полного отсутствия в нашей деревушке медицинской помощи, пришлось на время родов перевезти жену в Елань, где был врач. Так как я сам по закону не мог выехать из деревни, то один из моих товарищей, латыш Гейдан, взялся отвезти ее. 22 марта при 30° морозе они выехали; ночью началась вьюга. Проплутав всю ночь, они с трудом добрались до Елани. Доктора не оказалось дома, пришлось пригласить старую бабку. После долгих мучений родилась девочка, которой я дал имя Мая — в честь весеннего месяца мая.

Мой побег

В апреле я получил 100 рублей из-за границы от Надежды Константиновны Ульяновой (Крупской) и еще 50 руб. от моего брата, жившего тогда в Америке. Григорий Спиридонович и жена моя настаивали на немедленном побеге, так как иначе деньги разойдутся и я не сумею бежать. Организовать побег взялся Григорий Спиридонович и Сергей Тамаров.