Под знаменем большевизма. Записки подпольщика

В дороге полковник неожиданно предложил мне 200 франков. Я решительно отказался их взять. Полковник обиделся и высказал предположение, что я не беру у него деньги потому, что он жандармский офицер. Я поблагодарил его за то, что он уже сделал для меня, и об’яснил, что у меня в Париже есть друзья, а до Парижа денег у меня хватит.

— Тогда дайте мне слово, — сказал он, — написать мне, когда вы благополучно доберетесь до Парижа и когда жена ваша проберется к вам. Я знаю, что переписку со мной вы вести не будете, так как я жандармский полковник.

Я обещал ему написать и слово свое исполнил. Очень жалею, что забыл его фамилию и название той пограничной станции, где мы с ним встретились.

В дальнейшем я благополучно добрался до Берлина, а оттуда — в Париж.

В эмиграции

В Париже я отправился на Габлен, где находилась русская библиотека. Путь мой продолжался около часа. В вагоне, переполненном французами и француженками, шумно болтавшими между собой, я почувствовал себя так хорошо, что мне хотелось от радости плясать. Я знал, что я свободен, нахожусь в том городе, где находятся тысячи-тысячи русских политических, среди которых скоро увижу друзей…

Библиотека находилась во дворе. Я поднялся по узкой и грязной лестнице в большую комнату, которая была наполнена читавшей и мирно разговаривавшей между собой публикой. С какой радостью я услышал, наконец, русскую речь! Первым, кого я встретил из большевиков, был товарищ по прозванию «Исаак Косой». Мирон — библиотекарь, хотя и был тогда меньшевиком, встретил меня удивительно хорошо. Товарищи, прежде всего, временно устроили меня на квартире.

На другой день я отправился к тов. Каменеву, который оставался в Париже. Ильич и Зиновьев жили тогда в Швейцарии. От Каменева я узнал, что делается в партии. Вместе с ним мы отправились к товарищу Николаю Васильевичу Кузнецову (Сапожкову), секретарю заграничного бюро ЦК. Он встретил меня просто, по-товарищески. Он был москвич, интеллигент; жил переводами и разного рода перепиской.

На следующий день меня пригласили на заседание секции, которое происходило в том же кафе «Д’Орлеан», д. № 11, где собирались и раньше. Собралось около 40 человек. Вопросы, которые там разбирались, мне были мало знакомы. Все принципиальные вопросы, выдвигаемые партией, обсуждались в секции. Из видных партийных работников здесь были Каменев, Владимирский, Антонов, Николай Васильевич (Кузнецов).

Материальная нужда, за исключением отдельных лиц, чувствовалась почти у всех товарищей. Особенно трудно жилось интеллигентам, не знавшим никакого ремесла. Большинство из них мыли стекла в парижских магазинах, получая за это 2 франка в день. Я начал искать работу по своей специальности. Один из моих товарищей по профессии, Гриша Левицкий, имел мастерскую, где изготовлялись художественные переплеты для книг. Он тотчас же принял меня на работу. Надо сказать, что я в своей жизни никогда уже больше не видел таких роскошных переплетов, какие выходили из этой мастерской. Стоили они по 1.000 франков. Ежегодно он выставлял их на выставке в «Салоне». Я очень любил переплетное ремесло, особенно, когда к нему относились, как к искусству. Однако, проработав у него несколько дней, я почувствовал, что это не товарищ, а хозяин, который стремится выжать последние соки из своих рабочих.

Как только мне удалось устроиться в отношении работы и квартиры, я стал думать о том, как бы вырвать из Сибири жену и ребенка. Через нашего секретаря секции я получил для этого от Н. К. Крупской 200 франков. Вскоре я получил от жены письмо, в котором она сообщала, что находится в Одессе. Я был, конечно, очень рад, что она находилась вне опасности. Но как это все случилось и как ей удалось пробраться в Одессу, я никак не мог понять. Только потом я узнал, что мой побег не вызвал никаких подозрений: все были уверены, что я ушел на охоту. Получив после моего побега еще денег, она решила уехать, заявив своим хозяевам, что едет в Енисейск за покупками. Так как жена была вполне свободной, то она могла, никого не спрашивая, без разрешения ехать, куда хотела. Приехав в Енисейск, она села на пароход и благополучно доехала до Красноярска и оттуда — до Одессы.

Постепенно я начал привыкать к парижской жизни. Все больше и больше стал знакомиться с нелегальной литературой. Самое отвратительное впечатление произвела на меня брошюра Мартова, направленная против нас. Каждая строка была пропитана грязью и ложью, вся она пестрела выражениями — «экспроприаторы», «бандиты», «провокаторы». С ответом Мартову выступил т. Каменев в своей книге под заглавием (если не ошибаюсь) «Две партии». Язык этой книги, довольно резкий, мне не понравился, но, живя в эмигрантской среде и видя, как ведут себя меньшевики, я понял, что иначе писать было нельзя. Так-называемые «левые большевики» выпускали под редакцией «Безработного» (Мануильского) и Алексинского журнальчик под названием «Вперед». Даже наш враги меньшевики не писали того, что писали эти двое в своем журнале против Ленина.