Выходившая тогда в России газета «Правда» имела для нас громадное духовное значение. Мы ее энергично распространяли. С меньшевиками у нас велась резкая полемика. Местом, где мы встречались с нашими противниками, была эмигрантская столовая, в которой за 75 сантимов можно было пообедать или поужинать. Многие из эмигрантов, если не имели и этой суммы, получали здесь довольствие бесплатно. В столовой продавались «Правда» и меньшевистская газета «Луч». Каждая статья читалась тут же в столовой и большею частью вызывала дискуссию.
Особенно горячее участие в дискуссии с меньшевиками принимал тогда прибывший незадолго перед тем из ссылки Гриша Беленький. В то время он был секретарем секции. Он жил только идеей, буквально забывая о материальных потребностях жизни и не обращая на себя никакого внимания. Для него, казалось, было все равно — плохо или хорошо он был одет, сыт или голоден. Он представлял собою комок нервов, — наследие царских тюрем. Продавая в столовой газету «Правда», он все время спорил со своими врагами. Через несколько минут вы могли уже видеть его в районе «Бастилия», где жили исключительно еврейские рабочие. Там он выступал по различным вопросам. Кроме того, он руководил секцией и вел переписку о работе с тов. Лениным и другими товарищами. Жил он на той же улице, на какой помещалась столовая, вместе с другими товарищами, в грязной каморке, где приходилось спать на полу. Беленький был одним из тех революционеров-нигилистов, которые встречались, как исключение. К нему относились с большим уважением не только товарищи, но и противники.
Через несколько месяцев ко мне приехала жена с ребенком. В это время я был уже без работы. «Товарищ» мой, у которого я работал, видя, что я начинаю работать лучше его, и боясь, что я раскрою его секреты производства художественных рисунков на переплетах, рассчитал меня. Секрет его «художественного» творчества был удивительно своеобразен: в небольшой бассейн воды бросались специальные химические краски, которые, распускаясь, давали причудливые комбинации тонов, которые и отпечатывались на прикладываемом к воде листе бумаги. На переплете получались потом замечательно красивые эскизы.
После длительных поисков мне удалось найти работу в кооперативе «Унион», где большинство рабочих состояло из эмигрантов. Позднее «Унион» выродился в обыкновенное частное предприятие, где безбожно эксплоатировались наемные работники. Когда я поступил, в кооперативе почти совсем не было работы, так что первое время мне приходилось искать заказы.
Первыми клиентами, давшими мне работу, были т.т. Луначарский, Каменев и др. Жили они тогда в одном доме, — Каменев в первом этаже, Луначарский на втором, — но никогда между собой не разговаривали, так как были политическими противниками. Надо сказать, что Луначарский, когда мне приходилось к нему обращаться за помощью при организации концерта в пользу партии или эмигрантов, всегда охотно шел навстречу и помогал, чем мог. Благодаря ему, недалеко от того места, где он жил, в парке «Монсури», отличавшемся красивой природой, была организована школа для детей политических эмигрантов, которая просуществовала вплоть до революции.
Дом, где я жил, был заселен почти исключительно эмигрантами. Среди них была т. Инесса и депутат второй Думы — рабочий Шпагин.
В конце 1913 года (если не ошибаюсь) приехал в Париж тов. Ленин и остановился у Инессы. Он прочел один или два доклада в секции. В последний вечер перед от’ездом в Швейцарию, куда он очень спешил на какую-то конференцию, он читал доклад по национальному вопросу. Публики было много. Ильич говорил около двух часов. Во время доклада записалось много оппонентов, главным образом — бундовцы и поляки. Но, окончив свой доклад, Ильич собрался уезжать. Как ни просили его остаться и выслушать возражения, он заявил, что ему некогда, и поспешил на вокзал. Дискуссия продолжалась без Ильича. Меньшевики были крайне возмущены «некорректностью» ухода Ленина.
Вскоре уехал от нас и т. Каменев, и секция наша осталась без лидера. Мы знали, что Ильич, Зиновьев и весь ЦК перебрались ближе к России, чтобы лучше руководить работой.
Помнится, в начале 1914 года мы получили известие, что депутат Государственной Думы Малиновский, лидер фракции большевиков (оказавшийся потом провокатором), приезжает к нам вместе с Ильичем для доклада. Доклад происходил открыто в большом зале. Малиновский дельно критиковал депутатов-меньшевиков, во главе которых стоял тогда Чхеидзе. Большинство собравшихся было настроено против большевиков, а потому его часто прерывали. Выступавших против Малиновского оказалось очень много. Когда Малиновский взял слово для ответа оппонентам, в публике раздались крики: «Ленина, Ленина!». Ленин в это время был тут и сидел в первом ряду вместе с другими товарищами. Больше 1/4 часа продолжались эти крики, но Ленин не двигался с места и не выступил.