Под знаменем большевизма. Записки подпольщика

Сегодня рано утром выпустили гулять. Гулял вместе с моим соседом. Узнал, кто он, за что сидит. Он — рабочий, 5 лет работает на газовом заводе, воевал, конечно, был ранен, имеет всякие ордена. У него есть жена, маленький ребенок. Однажды жена поссорилась с соседкой. Видя эту ссору, он заступился за свою жену и оттолкнул другую женщину. И теперь уже месяц он здесь, и его ни разу не допрашивали. Первые дни он все плакал и раздражал меня.

Отец С. с одним товарищем был у Ляфона, принес ему прошлогоднюю газету, где была помещена провокационная статья против меня.

С большим удовольствием читал Шекспира.

12 августа.

Наконец пришел адвокат. Он был у следователя, принес хорошие новости: следователь дал честное слово, что если против меня не будет ничего серьезного, он 18-го меня выпустит.

13 августа.

Спешу переписать все, что написал для С.; если меня освободят в четверг, — наверное, не успею. Нужно всегда говорить «если», потому что у этих господ даже и честное слово ничего не значит.

14 августа.

Вчера целый день переписывал. Сегодня продолжаю. Еще раз готовлюсь выйти на свободу. Вот уже третий раз, как я «выхожу» отсюда и все остаюсь на месте.

18 августа.

Спал очень плохо. Все время просыпался. Хотелось, чтобы скорей наступило утро. Сложил мелкие вещи и стал ждать желанной вести. Выпустили гулять, — может быть, в последний раз. Наконец, пришел адвокат, сообщил, что меня высылают в Италию. Нет ли здесь подвоха со стороны фашистов? Но как-никак — все-таки прощай, тюрьма, прощай, камера № 83!

Ничего не понимаю. Весь день ждал, провел ужасные часы, прислушивался к каждому шороху — не откроют ли мою дверь, чтоб выпустить меня на волю? Но нет, и эту ночь придется провести здесь, в этой печальной обстановке. В чем дело?..

Ночь была ужасная. Никак не мог успокоиться. Увидим, что будет.

Не успел я написать эту фразу, как раздался громкий голос: «83»! Пока надзиратель поднимался по лестнице, я обул ботинки, взял тетрадку, — ряд вещей оставил уголовным. Тот же надзиратель, который обыскивал меня при аресте, теперь выпустил меня со словами:

— Ну, большевик, идите на свободу, только думаю, что свобода эта не очень-то вам улыбнется!

Один из уголовных, обслуживающих тюрьму, посылает мне рукой прощальный знак. Меня вводят к начальнику тюрьмы для необходимых формальностей. Два штатских шпика заявляют мне, что через два часа я должен уехать в Италию. При этом невольно вспоминаются последние слова надзирателя. Может быть, он был прав, и я скоро стану жертвой подвоха французского и итальянского правительств, у которых есть прекрасное орудие для истребления коммунистов — фашисты. Еще до моего ареста свыше 2.000 коммунистов были из-за угла убиты и ранены. Убийцы были защищаемы итальянской охранкой; тем более русского коммуниста подстрелить легко, — стоит только заявить при этом, как обыкновенно делается в буржуазных странах, что он хотел бежать.

Наконец, открываются железные тюремные ворота, и я — на свободе… С. встречает меня с букетом красных роз. Свежий воздух одурманил меня, — ведь я почти 4 месяца не дышал им. Шпики садятся вместе с нами на извозчика, и мы едем на вокзал. Там меня вводят к тому комиссару, который меня арестовал. Встретил он меня очень любезно, подал руку и сказал иронически:

— Хоть вы и представитель Коминтерна, но мы вас все-таки не так долго держали.

В это время С. сообщает мне слова шпиков, что, если меня на границе не подстрелят фашисты, то, несомненно, через несколько часов я буду в итальянской тюрьме. Для начала хорошее напутствие!

Решил заявить, что согласен ехать в Германию, в Италию же поехать могут заставить меня только силой.

Во время моего об’яснения по этому поводу с комиссаром, С. с’ездила за адвокатом, который скоро приехал. После долгих переговоров с комиссаром, он дает телеграмму в министерство, ответ на которую должен прибыть только на следующий день. Дожидаясь ответа, я должен был ночевать в участке. Шпик, под надзором которого я находился, любезно согласился поехать со мной ужинать. Оказалось, что он был рабочим и теперь несколько лет служит в охранке. Главная его обязанность по должности — присутствовать на всех коммунистических собраниях, наблюдать за руководителями, записывать все происходящие прения и решения для доклада охранке. Так как эти собрания легальные, то ему легко удается все узнавать.

Не говоривши почти ни с кем за эти 3 % месяца, я под влиянием какой-то необ’яснимой силы за эти 2 часа успел наговорить С. столько, сколько в другой раз не скажешь за 2 дня. К 1 ч. ночи шпик отвел меня в участок, где я провел ночь.

К 10 часам утра прибегает С. и сообщает мне радостную весть, что меня высылают в Германию; но только для чего-то меня прежде требует Париж. В 2 часа дня, с тем же шпиком, меня сажают в вагон 1 кл. для отправки в Париж. Тут же ехала и С., направляясь домой.

За все время нашей езды шпик ни разу не дал окружающим повода думать, что я арестован и что он меня сопровождает: он любезно болтал со мной всю дорогу.