Читаем Подари мне себя до боли (СИ) полностью

Подари мне себя до боли (СИ)

— Мой Порок — моя религия! Ты должна принять это. И уважать! Искренне. Жить моей жизнью, — стрелял он словами, — это не просто какая-то пластиковая хрень, которую ты можешь выбросить в урну! Это твоё удостоверение личности в моем мире! Я думал, мне больше не придётся объяснять это!

— И… что мне с ней… с ним делать? В твоём мире?

— Быть там, когда я скажу. Делать то, что я скажу!

Соня сглотнула.

Почему он опять такой? Ели же бургеры, как нормальная… пара… Почти.

— А если я не смогу? — едва шевеля губами спросила Соня.

— Что не сможешь?

— Делать, быть…

Макс усмехнулся и отстранился, поправляя ее растрепавшиеся волосы.

— Уже можешь. Уже делаешь.

«Ну, допустим, на бургерах-то не ты настоял, а я. И ехать к тебе домой я уже отказалась!» — подумала Соня, а вслух сказала:

— А что я получаю взамен?

— Все, что хочешь! Кроме моей свободы…

Соня нарочито громко фыркнула. «Можно подумать, я сплю и вижу, как бы охомутать грубияна-повесу с криминалом в анамнезе!» — она вовремя прикусила язык, готовая произнести это вслух. А у самой в груди что-то неприятно зашевелилось. Нет, не сколопендра, а какая-то другая тварь, которой не понравилось слово «КРОМЕ».

— Хорошо! — Соня помотала головой, откидывая волосы назад, — тогда больше не таскай меня по магазинам! Я терпеть не могу такой шопинг!

— Да? Я думал тебе понравилось там, в примерочной.

Соня вспыхнула.

— Ты понял, о чем я.

— Понял. Шопься сама, лавэ у тебя есть. Закончится — скину ещё!

Соня поднесла ладонь к лицу и застонала, запрокинув голову.

— Что я не так сказал? — спросил он тоном босса, отчитывающего подчинённую.

Соня вздохнула.

— Проехали, Моронский, — отмахнулась она, пряча карту «Порока» в задний карман джинсов.

— То-то же! — он ласково погладил Соню по ноге. Потом, вдруг, резко размахнулся и шлёпнул ладонью со всей силы по тому месту, которое только что гладил.

— Ай! — вскрикнула она.

— Для профилактики, — пояснил Моронский, опустил со своей стороны затонированное стекло и звонко свистнул, подзывая Игоря.

— Пока, пися-хулиганка, — сказал Макс, заправляя прядь ее волос за ухо, когда Гелендваген, то есть Брабус, остановился у Сониного подъезда.

— Макс… — Соня стрельнула взглядом в бритый затылок Игоря за рулём и почувствовала, как опять запекло щеки.

— Ты его стесняешься, что ли? Игорь, — он постучал по плечу амбала, — ты что-нибудь слышал?

— Нет, босс, я глухой!

— Видишь, он глухой. А когда надо — ешё и глухонемой. Да, Игорь?

Ответа не последовало.

Макс наклонился к Соне, мягко чмокнул ее в губы, слегка скользнув по ним языком. Уткнулся носом ей в щеку.

— Трахать тебя в примерочной было сладко, — прошептал он хрипло и по спине у неё побежали мурашки, — я надеюсь, ты позвала меня туда, потому что сама хотела, а не для того, чтобы что-то доказать этой курице?

Соня протолкнула вставший в горле комок и мелко потрясла головой.

— Смотри, — он прищурился, отстраняясь, — Королевам челядь шнурки завязывает, а не наоборот!

Вера Александровна стояла тихо в прихожей и внимательно наблюдала, как огромный детина, обвешанный пакетами, словно новогодняя елка игрушками, разоблачается, снимая их с себя, путаясь и роняя на пол коробки.

— Мама, прошу, ничего не спрашивай, пожалуйста, — простонала Соня, когда за охранником Моронского закрылась дверь.

— Чё тут спрашивать, — фыркнула мама, — все и так понятно. Ты букет когда на мусорку вынесешь? Он уже засох давно!

Соня прошла в комнату и глянула на розы, которые из темно-бордовых превратились в чёрные, высохли, но не потеряли вида. Бутоны по-прежнему высоко, по-царски, «держали голову», не утратив ни единого своего лепестка!

— Жааалко… — протянула Соня, осторожно коснувшись сухо шуршащих цветов.

— С каких пор?

Соня насупилась.

Вера Александровна шумно вздохнула.

— Раздевайся иди, горе мое! И пошли пить чай. Я оладьи сделала.