Подари мне себя до боли (СИ)

— Я допил, — сообщил больной, отодвигая от себя посуду, — теперь что делать, доктор?

Он поднялся со стула, обошёл ее сзади, сжал в лапах плечи и наклонился к основанию шеи.

Присосался, как клещ.

— Ложиться в постель, желательно в трусах, и засыпать, — вся ее левая сторона тела покрылась пупырышками, глаза закатились сами собой. И, прежде чем подумать, Соня пообещала: — ты пропотеешь, а утром встанешь огурцом.

Макс заржал:

— Я и так каждое утро с таким огурцом… — он согнул руку в локте, поднял вверх сжатый кулак. — Завтра покажу!

Макс чуть отошёл, потом вдруг резко размахнулся и и со всей силы шлёпнул Соню по правой ягодице, так, что казалось, стёкла в окнах трещинами пошли.

— Ай! Моронский, — Соня схватилась за пылающую выпуклость, потирая, — за что?

— Не «за что?», а «для чего?», — он ласково погладил место шлепка ладонью.

— И для чего? — Соня насупилась, обиженно подглядывая на Моронского уголками глаз.

— Чтобы ещё попросила! — выдохнул Макс ей в ухо, поднимая новую волну мурашек.

— Не дождёшься! — буркнула она и не успела айкнуть, как получила ещё один сильный шлепок по другой ягодице.

— Ай!

Макс погладил шлёпнутое место. Потом кивнул на черно-белый снимок в рамке.

— Помню, мы с отцом сидели за столом, ужинали, — заговорил он обнимая сзади и продолжая проглаживать Сонин зад, — а мама мыла посуду, стояла к нам спиной у мойки. Оба были в приподнятом настроении, потому что помирились после дикой ссоры. И отец в шутку, с долей пошлости, отвешивал комплименты маминой заднице. Мне было около двенадцати лет. — Макс перестал гладить ягодицу и сильно сжал ее ладонью, впиваясь пальцами в мякоть. — Вот такая у женщины должна быть задница, говорил он, упругая, сочная! Чтобы со всей дури рукой шлепать, так чтобы она глаза закатывала и хохотала, как ненормальная. Потом встал из-за стола, подошёл к маме и каааак зарядил ей по булке! Там звук стоял — у меня в ушах зазвенело, а она ржёт и глаза закатывает. В общем, когда лет в тринадцать-четырнадцать я начал потихоньку рукоблудить, эта сцена стала первой моей фантазией.

Он развернул Соню к себе лицом, опустил обе руки ей за спину и продолжил мять попу, зашептал горячо в ухо:

— Потом они давали мне поиграть в приставку. А сами закрывались в комнате и трахались так, что стены в доме ходуном ходили. Ночью сидели на террасе перед камином. Слушали музыку. Папа курил сигару. Мама просто молчала.

— Все ясно, Моронский. Это мне, значит, папе твоему нужно благодарность выразить?

— Хочешь позвонить?

— Н… нет, пожалуй. Передай ему привет просто от меня.

В спальне Соня заставила Макса поменять набедренное полотенце на боксеры и, ощущая на себе странный тяжелый взгляд, надела ему на ноги носки. Самые толстые, какие нашла.

— Раздеться не забудь! — опять господина включил.

Соня послушно выскользнула из нижнего белья и юркнула к нему под одеяло. Она мешкала, застыв в двух сантиметрах от горячего тела, не решаясь положить ему на грудь голову. А так хотелось!

— А ты на кого больше похожа? — спросил он, вдруг, и сам притянул ее, укладывая к себе на грудь. — На маму или на отца?

Соня пожала плечами, вслушиваясь в стук его сердца.

— Видимо, на маму больше. Была б похожа на отца, он бы от нас не ушёл…

— Да, — сказал Макс после некоторой паузы, — мужская рука в твоём воспитании явно не участвовала! Но ничего. Все поправимо.

— Хватит быть таким, Моронский! — Соня не выдержала и больно ущипнула его за поджарый бок.

Макс отрывисто втянул воздух сквозь зубы.

— Я только начал!

Он, вдруг, ухватил Соню за плечи и приподнял, подползая под неё. Уложил себе на грудь спиной, оттянул вниз резинку своих трусов, выпуская своё ненасытное животное на волю.

Опять?

— И хочу продолжить… — руки его забродили по Соне, ноги Макс согнул в коленях, разводя ими ее бедра шире.

Левой рукой смял грудь и подразнил соски. Правой скользнул вниз, к раскрытой промежности, погладил губы, покружился пальцем возле влажного входа.

— Течёшь, как шлюшка, — обжег он висок.

Соне бы возмутиться такому эпитету в свой адрес. Но она текла. Что тут возразишь?

— Моя персональная блядь…

Тут Соня вообще задохнулась, но между ног сразу стало горячо, сладко, плотно и туго. И все слова растаяли…

Макс медленно задвигался под ней, пальцами лаская набухший Сонин бугорок и нежные складки вокруг него. Ощущения в этом новом для Сони положении были непривычно яркими и она кончила почти сразу, сильно выгнулась и закричала. В то же мгновение оказалась на животе под Максом. Он поднял ее попу на себя и начал таранить сзади, вгоняя член на всю длину, выбивая из Сони стоны.

— Давай… ещё раз для меня, — услышала она за собой, принимая его жесткие толчки и протяжно заскулила в подушки, сминая в кулаках простыни.

Софья вся сжалась, сократилась до точки, почти исчезнув, и вспыхнула внутри себя ярким, слепящим светом. Следом услышала знакомое рычание и ощутила горячую волну глубоко между ног.

Да что ж это такое…