Подари себе рай

— Противопоставлений никаких не возникало. — Она улыбнулась ехидно. — У тебя ваш пресловутый классовый подход, у меня инстинктивно женский. Дети везде дети. Если бы человечество застывало в своем развитии на двенадцати-, четырнадцатилетнем возрасте, большинства убийц, предателей и прочих негодяев и мерзавцев не появилось бы и преступлений и гнусных деяний никогда и не совершилось.

— Красивая идея! Только при чем тут «мой классовый подход»?

— Очень даже при чем! Хочешь начистоту? Пожалуйста. Только потом не жалуйся своему Трояновскому! Коммунистическое доктринерство, которое вы стремитесь привить детям, пришло на смену религии.

— Нами взяты все десять заповедей.

— Ты хочешь сказать — вы взяли учение, но без Учителя?

— Допустим.

— Ванечка, это же нонсенс! Вы насильно лишаете человека Веры, отнимаете у него надежду на будущее, величайшую из надежд.

— Ты уверена, что каждый, кто верит в Иисуса Христа, искренне убежден, что есть загробный мир? — Иван говорил вяло, без обычного огонька. Сам он никогда не был воинствующим атеистом. Более того, в глубине души он верил и в Святую Троицу, и в непорочное зачатие, и в распятие и в воскрешение.

— Даже малейшая надежда на это — я убеждена! — удержала очень, очень многих и от малого, и от великого греха.

— А разве не греховно все то, что зиждется на страхе?

— Да не на страхе, Ванечка, не на страхе. На Любви!

Подобные споры происходили между ними обычно вечерами, когда они были совсем одни. Но Иван знал великолепный способ положить конец словесному поединку…

***

Предотъездная суматоха — сколько в ней радости и печали, заветных предвкушений и радужных ожиданий! Нескончаемой чередой идут отвальные — приемы, вечера, вечеринки. Святое дело — составить список подарков, надо никого не забыть, вспомнить вкусы и желания; прикинуть расходы, представить реакции родных, знакомых, сослуживцев, соседей, начальства. Приятные эти заботы перемежаются с заботами служебными, подготовкой отчета в Москве, введением в курс дела сменщика, который приехал «делать революцию», улучшать, совершенствовать, смело идти вперед и выше. На своем «Обворожительном» Иван за последнюю неделю перед отъездом трижды слетал в Вашингтон, а в Нью-Йорке мотался и по Манхэттену, и по Бруклину, и по Квинсу. Побывал и в бедных еврейских лавчонках на Яшкин-стрит, где появление его роскошного «бьюика» неизменно вызывало взволнованное почтение и мгновенное повышение цен, и в величественно-торжественном универмаге «Масу» на Бродвее. В Амторге долго и внимательно изучал он таможенные правила и списки личных вещей, разрешенных ко ввозу.

— У вас, конечно, дипломатический паспорт, — сказал Ивану уважительно один из экспертов. — Однако у нашей таможни семь пятниц на неделе и вообще…

Он не договорил, что «вообще», но Иван его понял. Сокрушенно вздохнув, развел руками: «Сынишка так мечтал, что я привезу автомобиль. Но по нынешним порядкам, если я машину отправлю домой, то по родной столице буду в ней разъезжать буквально без штанов».

— Вашу машину можно здесь хорошо продать, — успокоил его амторговец.

— Нет, я ее Сергею, известинцу, оставляю.

Эксперт понимающе кивнул.

Сергей устроил для друга прощальный ужин у себя дома в самый канун отъезда. Он хотел заказать отдельный кабинет в ресторане «Уолдорф Астория», но Иван запротестовал: «Ей-богу, Серега, устал я от всей этой кутерьмы. И потом, хочу в этот последний вечер побыть без веселой толпы жующих и пьющих.

…Их было четверо — Сильвия, Элис, Сергей и Иван. Еда, обычная американская еда — салаты, стейки с картофельным пюре, кукурузой, цветной капустой, яблочный пирог, — была доставлена из ресторана «Хулиган», который располагался на первом этаже дома Сергея и где его знали все: владелец, шеф-повар, официанты. Вишневого цвета посуда, вишневого цвета бокалы, вишневого цвета свечи.

— Красиво! — как-то безразлично произнесла Сильвия при взгляде на стол.

— Серж с Украины, — заметила Элис, появляясь из кухни с бутылками вина, которые там открывал хозяин. — Как и Ваня. У них вишня — самая любимая ягода.

— Во Франции ее тоже любят. — Сильвия сняла шубку из серебристой лисы, подошла к трюмо, стала приводить в порядок прическу.

«Хороша! — Элис исподволь разглядывала француженку. — Каждый раз ее вижу и каждый раз открываю новые грани Иванова алмаза. Профиль Жозефины! Бесподобно… Что же теперь с ней будет? Ведь она его, по-моему, любит. Серж говорит — однолюбка. Ну поедет в Россию как туристка, в лучшем случае на месяц, а дальше? У Ивана жена, сын. — Элис вдруг беспокойно обернулась, нашла взглядом Сергея, тревожно улыбнулась. — На ее месте я бы… умерла».

Иван стоял у окна, прислонившись лбом к стеклу.