Подари себе рай

— Well, ladies and gentlemen, что в переводе на советский русский будет — товарищи! Давайте дружно скажем «нет!» — унынию и печали. — Сергей сказал это голосом предельно веселым. — Да, мы завтра проводим домой нашего дорогого друга. Но жизнь продолжается. И мы еще не раз и не два обнимем его в Москве, в Париже, в Нью-Йорке. — Говоря это, он разлил по бокалам недавно появившееся в продаже на Восточном побережье калифорнийское шардоне. — Семь футов тебе под килем, Иван, и счастливого попутного ветра! Сегодня он особенно нужен каждому из нас, кто возвращается в Москву.

Звон сдвинутых бокалов был настолько мелодичным, что Элис заметила: «Хрусталь поет песню удачи!»

— А вино отменное! — Сергей первый поставил на стол пустой бокал, поднес к губам салфетку.

Внезапно Сильвия разразилась рыданиями и, уронив недопитый бокал на ковер столовой, бросилась прочь, в спальню. За ней хотел было последовать вконец растерявшийся Иван, но Элис его удержала:

— Лучше я, поверьте.

Когда она вошла в спальню, Сильвия лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, обхватив голову руками. Элис поразил ее плач — тонкий, жалобный, протяжный. Она присела рядом, стала гладить волосы, руки Сильвии.

— Милая, родная, ну разве можно так убиваться, — говорила она, и бесконечная жалость к этой девушке, в сущности еще ребенку, вдруг охватила ее. Она понимала, что Сильвия сама выбрала в любовники женатого человека, что, наверное, она не думала поначалу, что флирт забавы и скуки ради перерастет в столь глубокое, сильное чувство. Но разве любовь подвластна разуму, разве она поддается планированию — сегодня встреча, завтра поцелуй, послезавтра близость и семья? Потому любовь и трагедия так часто, увы — слишком часто, являются синонимами. У Сильвии и Ивана не только различно семейное положение. Различны государства, их социальные системы, и это уже трагедия вдвойне, как и у меня с Сержем. Он, правда, не женат, вдовец, но все остальное — то же. То же! И Элис сама зарыдала. Заглянувший в дверную щелку Сергей, увидев, что обе женщины, обнявшись, плачут, отпрянул от двери.

— Пусть пока успокоятся, — растерявшись, произнес он. Решительно подошел к бару, взял бутылку «Московской». — Давай-ка хряпнем нашей.

Иван молчал. Выпили, не чокаясь. Минут через десять дамы вышли в столовую. Пудра прикрыла следы слез.

— Женщины поплакали, это же так естественно, — деланно рассмеялась Элис.

Сильвия натянуто улыбнулась.

— Ванечка, мне можно водки? — попросила она.

— И мне тоже, — топнула ногой Элис, но туфелька ее утонула в пушистом ворсе ковра. Они выпили разом, не дожидаясь мужчин. Потянулись друг к другу через стол и поцеловались.

— Еще! — потребовала Элис. — Мы тебе, Ванечка, желаем счастья. Счастье — это любовь. Сильвию ты любишь, значит, даже на самом краю света она будет в твоем сердце. А ты — в ее. Вот за это я хочу выпить эту рюмку до последней капельки! Vive l'amur!

Вдруг словно кто-то невидимый вложил в пасмурные, охваченные холодом отчаяния и растерянности души по маленькому нежному солнышку. И все четверо одновременно почувствовали этот свет и это тепло: улыбки стали не вымученными, а голоса естественно добрыми, создающими атмосферу понимания друг друга с полуслова.

— А я знала, что ты должен уехать за месяц до того сигнала, о котором я тебе рассказала. — Сильвия смотрела на Ивана тихо, ласково. — Я обычно на картах не гадаю. Но как-то вечером, когда я была совсем одна, против своей воли даже бросила на тебя карты. Да, Ванечка, я тут же увидела: дальняя тебе дорога. И скоро.

— Ты по-настоящему умеешь гадать? — заинтересовалась Элис. — Может, ты мне поможешь узнать, что на уме у моего Сержика, а?

Иван смотрел на Сильвию напряженно, даже опасливо.

— Настолько может, что ты не захочешь ее всерьез просить об этом, — сказал он, целуя ей руку.

Около полуночи Иван и Сильвия стали прощаться.

— До завтра, дружище. Буду у тебя за три часа до посадки. — Сергей задержал Ивана в гостиной. — По моей линии уже дал цидулку в центр, что ты объективно помогал мне в работе.

Иван поморщился.

— Ты зря так реагируешь: сам знаешь, что дома творится. Головы летят и виноватых, и правых. И не знаешь, чьих летит больше.

— Я вот сейчас придумала, что мне делать. — Сильвия, прощаясь, озорно сверкнула глазами, наклонилась к уху Элис. — Напишу письмо усатому диктатору, пусть он пошлет Ванечку директором русской школы в Париж.

— А что, идея превосходная! — Элис задорно тряхнула кудрями. — И я под этим письмом свою подпись могу поставить. Поможет!…