Подарки госпожи Метелицы

Лида бросила взгляд, полный отчаяния, в сторону лектора, но тот по-прежнему был окружен желающими пообщаться.

– Имя Бёттгер вам что-нибудь говорит? – вздохнув, поинтересовалась она у старичка.

– Кошечка моя, – восхитился тот, наконец-то отвлекаясь от Лидиного декольте и поднимая глаза на свою собеседницу, – говорит ли мне что-нибудь имя отца мейсенского фарфора? Того самого фарфора, который заказывала Екатерина Вторая, графья Юсуповы, Карл Фаберже и многие королевские семьи Европы…

– А что вы знаете про его первые фигурки? – бесцеремонно перебила поток красноречия Диана.

– Вас не учили, что нехорошо перебивать старших? – нахмурился старичок и, не удостоив Диану взглядом, пересел еще ближе к Лиде и взял ее за руку. – Я могу говорить об этом часами! Кстати, в моей личной коллекции есть весьма интересные образчики мейсенского фарфора. Что конкретно вас интересует?

– Фарфоровые фигурки, – снова повторила Лида, с удивлением глядя на руку, которую старичок уже горячо сжимал в своей.

– О, это настоящие произведения искусства!.. – Он слегка сжал пальцы Лиды.

– Нас интересует фигурка, которую создал сам Бёттгер, – снова влезла Диана, и старичок все-таки обернулся назад и наградил невоспитанную девицу испепеляющим взглядом.

– Какая вопиющая неосведомленность в вопросах фарфора! – поджал он губы, снова оборачиваясь к Лиде. – Бёттгер не делал никаких статуэток, он был алхимиком и изобрел рецепт глазури. Кстати говоря, изобрел он его, сидя в тюрьме вместе с неудачливым парикмахером. Тот проворовался и пудрил парики своих заказчиков не пудрой, а глиной из ближайшего карьера, за что и был брошен в тюрьму. Поведал свою печальную историю Бёттгеру, а тот решил рискнуть и добавить эту глину в уже известный состав фарфора. Таким образом ему первому в Европе удалось добиться белизны фарфора, но настоящее чудо сотворил уже Иоганн Герольдт. Это художник, которого немецкий курфюрст привез из Австрии специально для производства фарфора. Вот кто начал делать первые фигурки. Он заменил алебастр в составе на кварц и полевой шпат и сделал фарфор белоснежным.

– Значит, это Герольдт сделал Катарину? – непонимающе прошептала Лида.

– Катарину? Какую еще Катарину? – удивился старичок, все сильнее сжимая руку Лиды в своей.

Лида через голову своего собеседника беспомощно посмотрела на сестру. Диану снова тошнило, и у нее кружилась голова. Она прикрыла глаза и откинулась на спинку стула. Нет, она не уйдет отсюда, не получив ответы на все свои вопросы, чего бы ей это ни стоило. И плевать ей на недовольство старикана. Нужно найти эту Анастасию и узнать, в какие игры она решила с ними поиграть. Погруженная в собственные мысли, Диана не заметила повисшую паузу и не почувствовала взгляд Лиды.

Осознав, что помощи от сестры не дождаться, Лида сама начала излагать факты, почерпнутые ею из письма благодетельницы:

– Это первая статуэтка мейсенской мануфактуры. Возможно, вы видели или слышали о статуэтке дамы, любовницы Бёттгера, при изготовлении которой использовалась человеческая кровь? – спросила она у старика, вдруг осознавая, насколько нелепо это звучит.

Тот снова повернулся к ней и уставился во все глаза. Несколько секунд помолчал, а затем расхохотался так, что выпустил Лидину руку. Та, воспользовавшись его замешательством, схватила сумку и достала из нее Катарину, тщательно завернутую в пленку и аккуратно уложенную в коробку.

Старичок тем временем заливался так, что на глазах выступили слезы:

– Человеческая кровь? Знаете, такого я еще не слышал! Где вы нахватались подобной ереси и пошлости? Кошечка моя, первые мейсенские фарфоровые статуэтки были подражанием китайским, потому что мода в те века царила именно на китайский фарфор. Гарольдт лепил камыши, рыбаков, цапель, да и посуду расписывал в стиле шинуазри, что, впрочем, не считалось подделкой. Сам Гарольдт очень любил работать в японском стиле «какиэмон». Уверяю вас, хотя мейсен и гордится тем, что по сей день его мастера все расписывают вручную, человеческую кровь они при этом совершенно точно не используют. Европейские мотивы в работе немцев появились только с приходом на мануфактуру Иоганна Кендлера в тысяча семьсот тридцать первом году. Именно ему принадлежит знаменитейший «лебединый сервиз» и сервиз для графа Зулковского. И это он первым начал лепить европейские фарфоровые статуэтки, навсегда уйдя от восточных мотивов. Ни Бёттгер, ни Гарольдт никакого отношения не имеют к прекрасным дамам и кавалерам из фарфора.

Лида наконец достала Катарину из коробки, осторожно освободила ее от пленки и потрясла под носом у старика:

– Значит, это работа как его…

– Кендлера, – подсказала Диана, пришедшая в себя.

– Да! Кендлера?

Старичок недоуменно уставился на Ката-рину.

Увлеченные разговором сестры не заметили, как посетители лекции уже разошлись, и в зале остались лишь они со словоохотливым старичком да лектор, уже несколько минут прислушивавшийся к их разговору.

Старичок ударил себя обеими руками по коленям и снова заливисто расхохотался.

– Дамы, откуда вы такие взялись? – Он, не скрываясь, потешался над ними.