После труппы Атилия должны были выступать актеры Квинта. Они дожидались своей очереди в помещениях за сценой. Перед самым их выходом крокодил опять беспокойно зашевелился. Рахонтеп накрыл ему голову плащом. В темноте Сух всегда становился смирным, но только не сейчас. Плащ Рахонтепу не помог, и египтянин вынужден был вновь прибегнуть к опию. Он вылил ему в пасть все, что у него оставалось, но настойка мало подействовала на крокодила. Марк за-подозрил неладное.
— Что с ним такое? — спросил он у Рахонтепа, кивая на Суха. — Он таким никогда не был.
— Это из-за криков, — ответил Рахонтеп. — Слышишь, как зрители орут? Он к такому шуму не привык.
— А как же мы его тогда на сцене удержим?
— Удержим. Я дал ему лекарство, сейчас оно подействует.
— Быстрее бы, — обеспокоенно проговорил Марк. Он подозвал Таиду и Леду.
— Наш Сух что-то разнервничался, — сказал он им. — Когда будете его обнимать, придерживайте, чтобы он не уползал со сцены.
— Твой крокодил, ты его и придерживай, — усмехнулась ему в лицо Таида. — Ты за хвост его возьми и держи. Зрителям это понравится.
Она мстила ему за те издевательства, которые ей пришлось претерпеть от Марка во время репетиций. «Ну, сука, ты у меня допрыгаешься», — подумал Марк и отошел к Рахонтепу.
А между тем настал черед выступать актерам Квинта. Занавес вновь опустился, и у артистов было несколько минут, чтобы подготовить сцену к своему выступле-нию. Они кое-как выволокли на сцену крокодила и до поры до времени спрятали его за декорацией, которую развернули работники сцены, сидевшие на перекрытиях под потолком. На этой полотняной картине была изображена внутренность египетского храма. Художник Квинта нарисовал храм со слов Рахонтепа, и своим видом он очень походил на храм Себека в Крокодилополе.
Пока за кулисами шли эти последние приготовления, глашатай объявил зри-телям, что сейчас они увидят невиданное доселе зрелище — ручного крокодила. Он настолько ручной, что будет участвовать в сценке вместе с артистами Квин-та Серпрония.
Услыхав о крокодиле, зрители удивленно переглянулись. В объявлениях, написанных на стенах домов и касающихся сегодняшних выступлений, ничего не говорилось ни о каком ручном крокодиле. Для многих это оказалось приятной неожиданностью. Все решили, что так и было задумано, чтобы нежданным зрелищем порадовать публику. Лишь знакомые Квинта знали, что им предстоит сегодня увидеть. При произнесении имени Серпрония они обернулись и посмотрели на него. Квинт весь сиял, чувствуя на себе многочисленные взгляды всадников.
Он гордо восседал на своем месте, свысока пог-лядывая на окружающих. Но вскоре глашатай ушел, и зрители все свое внимание обратили на сцену. Занавес поднялся, и началось представление.
Артисты Квинта играли не хуже, чем до этого римские знаменитости. И лучше всех играл Марк. Он прямо лез из кожи и корчил такие гримасы, что их было видно даже в самых последних рядах. Зрители от души смеялись над его шутками, но все ждали крокодила.
Наконец настал и его черед. Появление крокодила зрители встретили аплодисментами. Сух обвел взглядом все это скопище оголтелых людей и остановился. Рахонтеп стал подталкивать его сзади ногой. Сух упирался, но все же сделал еще несколько шагов вперед. Несмотря на то, что Сух лег не совсем удачно, ар-тисты продолжали играть. Зрители не были посвящены во все эти тонкости и соч-ли, что так и нужно. Однако после слов крокодила:
Сух вдруг приподнялся на своих лапах и ринулся вниз со сцены.
Все произошло так быстро, что ни Рахонтеп, ни Марк не успели ничего предпринять. Крокодил устремился прямо на Сеяна. За каких-то несколько мгновений Сух оказался возле него. Сеян вскочил со своего кресла и отпрыгнул в сторону. Но споткнулся и упал между креслами сенаторов. Крокодил с разбегу вре-зался в сенаторские ряды, сбивая и опрокидывая все на своем пути. Сенаторы с воплями повскакивали с мест и шарахнулись от крокодила в разные стороны. Началась давка и столпотворение. Кто-то из сенаторов пребольно наступил башмаком на пальцы Сеяна. Сеян заорал диким голосом. Он попы-тался встать, но наступившая на его пальцы сволочь не убирала ногу. Увидя Се-яна на земле, извергающим нечеловеческие вопли, окружающие подумали, что он ранен.
— Сеян ранен! — закричал один из его друзей и стал продираться к префекту.
Этот крик был подхвачен сенаторами и мгновенно перекинулся на ряды всадников, а оттуда его подхватили остальные зрители, через минуту во всем театре раздавалось только одно:
— Ранен! Ранен! Сеян ранен!
Кто-то из сенаторов возьми да и крикни сдуру, во весь свой зычный голос:
— Сеяна убили!
И тут же его крик подхватили быстрее прежнего, и во всем театре стало отдаваться эхом:
— Сеян убит! Убит! Убит!