Подарок охотника (рассказы)

Меня поразило мужество зайчихи. Ведь даже грозная рысь, поднятая собаками, панически спасается бегством от них, а стронутая из берлоги медведица бросает своих еще совсем слепых медвежат и не пытается защищать их.

Казалось, кому-кому, а зайчихе-то простительно было, если бы она убежала от собаки, но серая русачиха и не думала спасаться бегством. Стоило только собаке двинуться в ту сторону, где спрятались зайчата, как перед ее носом появлялась зайчиха.

Собака, видно, была еще не совсем опытной, молодой, а может быть, впервые повстречалась со взрослым зайцем, не знаю, но вначале все это походило на забавную игру. Непрошеная гостья металась из стороны в сторону, припадала к траве и, прижав свою узкую мордочку к передним лапкам, вскакивала. Зайчихе было не до игры: она защищала жизнь своего потомства. Крупные глаза ее, отражая лучи солнца, словно метали искры, длинные уши шевелились, редкие жесткие усы топорщились, а из-под раздвоенной заячьей губы, будто оскаливаясь, то исчезали, то появлялись острые коричневатые резцы. Она, видно, хотела своим устрашающим видом запугать собаку, но та на это не обращала внимания. Освоившись и осмелев, собака даже сделала несколько шагов в ту сторону, где затаились зайчата. И тут произошло неожиданное. Отпрыгнув от приблизившейся собаки, зайчиха в прыжке задела ее передней лапой по морде. Может быть, собаке больше досталось от острых заячьих когтей, чем от удара, но получилось это у нее здорово. Собачонка даже споткнулась и, взвизгнув обиженным щенком, прочь помчалась от зайчихи.

— Вот так оплеуха! — удивленно проговорил шофер. — Скажи кому, не поверят. — Потом рассмеялся. — Видать, недаром эту породу русаками называют: дерутся, значит, по-русски, дал раз, второго не захочешь...

Собачонка, не останавливаясь, все бежала в сторону свалки, а зайчиха, попрыгав по мокрой траве, исчезла так же неожиданно, как и появилась.

Мы с шофером подождали еще немного, пока непрошеная гостья не убежит с аэродрома, потом, разрядив ракетницу, поехали на командный пункт.

Подмосковье, 1967—1969

СТОРОЖА ЧАПУРЫ

— Обрати взимание во-он на то дерево, — сказал Толик и вытянул руку по направлению сухой ветлы, одиноко торчавшей над камышами. Я посмотрел, куда показал Толик, и ничего особенного не увидел — дерево как дерево, сухое, с обломанной вершиной.

— Нет, ты присмотрись внимательнее, — настаивал Толик.

Щурясь от яркого полуденного солнца, я разглядел меж густых голых сучьев гнездо какой-то птицы.

— Это гнездо чапуры, как называют его местные жители, или белой цапли, чтоб тебе понятнее было. Но не в этом дело. Когда мы подойдем, ты не вздумай приблизиться к самому дереву — беды не оберешься, — строго сказал Толик.

— Это почему же? — удивился я.

— Всему свое время, узнаешь почему, — улыбнулся Толик.

Не доходя метров семидесяти до ветлы, Толик опустил рюкзак на землю:

— Лучшего места не найти, здесь и остановимся!

Быстро размотав удочки и насадив наживку на крючки, мы застыли в ожидании поклевок. Но, видимо, было еще жарко, и сазан не клевал. Толик, правда, поймал несколько красноперок, но это было не то, хотелось изловить сазана. Так в ожидании поклевки настоящей крупной рыбы мы просидели больше трех часов. Если бы был клев, то я бы, наверное, забыл о дереве с гнездом чапуры и предупреждении Толика, но когда поплавки часами не шевелятся — о многом передумаешь за это время.

Толика Николаева я знаю с самого раннего детства. Удивительный это человек — общительный, отзывчивый, веселый. Я не помню такого случая, чтобы у него когда-либо было плохое настроение. Если жарко — он не замечает жары и радуется солнцу, холодно — чистому, здоровому воздуху. Даже тяжелая болезнь, уложившая одно время Толика на целых пять лет на больничную койку, не сломила и ни на йоту не изменила его характер. «Когда я встречаю грязную дорогу, — частенько говорит он, — то больше стараюсь смотреть на голубое небо, и тогда дорога мне кажется не такой уж грязной».

В ту рыбалку я просто изнемог в томительном ожидании поклевки, а ему хоть бы что. Сидит не шелохнется и с улыбкой уговаривает меня, словно маленького:

— Ты не суетись. Рыба суетни не любит. Лучше посмотри, какая дивная погода. Ни облачка, ни тучки. Тишина — душа отдыхает...

В это время из камышей раздалось громкое кошачье мяуканье и урчанье.

— Вот тебе и тишина! Откуда здесь кошки? — удивился я. — За десятки километров ни единого жилья в округе, а в камышах кошки.

— Ошибаешься, — не отрывая глаз от поплавка, ответил Толик. — Неподалеку отсюда есть колхозная бахча, там живет старый казах с семьей. Года три тому назад казах-бабай завез сюда кошку с котятами — мыши его донимали. А котята разбежались по камышам. Одичали. Да такие здоровенные выросли, коту-каракалу под стать. Не знаю, намного ли тому бабаю легче стало от мышей, но птичьим гнездам от кошек достается здорово...

Я невольно взглянул на дерево, с вершины которого слетела белоснежная чапура, и, услышав приглушенный расстоянием писк в гнезде, подумал о птенцах.

— А эти дикари, в смысле кошки, чапурят не тронут?