Подарок от Гумбольдта

Услышав мое замечание, Томчек и Строул удивленно переглянулись.

– Хорошо, наметьте границу, за которой ни шагу назад. Остальное предоставьте нам, – сказал Строул. – Ваша Дениза и своего адвоката мытарит. Пинскеру не нужна стычка. Он заинтересован только в деньгах. И ему не нравится, что она обращается за консультацией к Швирнеру. С ее стороны это неэтично.

– Терпеть не могу Швирнера! – в сердцах воскликнул Томчек. – Если бы я мог доказать, что этот сукин сын трахает истицу и вмешивается в мое дело, ему бы не поздоровилось. Я бы его на Комиссию по этике вытащил!

– А что, Швирнер все еще встречается с бывшей женой мистера Ситрина? Он же только что женился.

– Ну и что из того, что женился? Он по-прежнему таскает эту сумасшедшую бабу по мотелям. Стратегические планы в постели разрабатывает. А она потом донимает ими Пинскера. Тому тоже несладко приходится… Эх, если бы достать этого прохвоста Швирнера!

Я молчал и, казалось, вообще не слышал, о чем они говорят. Томчек хотел, чтобы я предложил нанять частного детектива – собрать компромат на Швирнера. Мне вспомнился фон Гумбольдт Флейшер и Скаччиа, частный сыщик. В таких делах я не участник.

– Надеюсь, вы обломаете Пинскеру крылья, – сказал я. – Не давайте ему клевать мою печень.

– Нет, он терзает жертву только на сессии. А на переговорах – тише воды ниже травы, – успокоил меня Томчек.

– Все равно он скотина, – возразил я.

Адвокаты молчали.

– Зверюга, людоед.

Моя настойчивость не понравилась Томчеку и Строулу. Как и Шатмар, они ревниво оберегали свою профессию от нападок.

Поскольку Томчек молчал, уламывать придиру Ситрина пришлось его партнеру и помощнику.

– С Пинскером тяжело бороться, – осторожно и отстраненно заметил Строул. – Сильный противник, хороший боец.

Понятно, они не хотят, чтобы я критиковал законников. Пинскер – их поля ягода. А кто, собственно говоря, я? Мимолетная, призрачная, высокомерная, эксцентричная личность. Эти двое не одобряли мой стиль поведения и жизни. Они его отвергали. С другой стороны, почему я должен им нравиться? Я постарался посмотреть на себя с их точки зрения и остался доволен. Меня словно озарило. Может, эти внезапные озарения – результат метафизических перемен во мне? Под влиянием Штейнера я теперь редко думал о смерти по старинке, как о чем-то ужасном. Меня не страшили ни удушливая могила, ни века вынужденного тоскливого забвения. Напротив, я часто испытывал необыкновенную легкость, словно на головокружительной скорости несся на невесомом велосипеде по дорогам звездных миров. Иногда мне удавалось увидеть себя с поразительной объективностью, как объект среди других объектов физической реальности. Настанет день, когда этот объект перестанет двигаться и душа покинет бренное тело.

Мы стояли в коридоре, три обнаженных эго, три существа, находящихся на низшей ступени сознания. В былые времена «я» прикрывалось одеждами положения, человек принадлежал к знати или простонародью, держался и выглядел соответственно. Теперь у человека нет защитной оболочки, он голый, его «я» томится и страдает. Я понял это со всей очевидностью и пришел в восторг.