– Знаешь, Чарли, я не могу взять в толк, как ты приходишь к тем или иным выводам. Помню, ты объясняешь мне что-нибудь, а я ничего не понимаю… Потом у тебя пошла пьеса на Бродвее, а ты, говорили, влюбился в одну. Что сейчас с ней?
– Ее звали Демми Вонгель. Красавица что надо. Она погибла в Южной Америке вместе с отцом. Он у нее миллионер был, разбогател в Делавэре. Они вылетели из Каракаса на «дугласе» и разбились в джунглях.
– Это ужасно…
– Я поехал в Венесуэлу, пытался найти их останки…
– Я как раз хотела спросить об этом.
– В Каракасе я взял билет на тот же рейс. Самолеты там – старые керосинки. Индейцы возят на них цыплят и коз на продажу. Летим, и вдруг пилот приглашает меня в свою кабину. Ее насквозь продувало ветром из-за потрескавшегося переднего стекла. Внизу горы, страшновато, как бы нам тоже не грохнуться. Потом подумал: Господи, пусть случится то же, что случилось с Демми. Когда глядишь сверху на горы, тебе не до того, как устроен мир.
– Не улавливаю. Что ты хочешь этим сказать?
– Как тебе объяснить… Просто не нравятся природа и ее тайны. Не нравятся гигантские достижения цивилизации, то, что человек проник внутрь ядра и в галактические пространства. Порядок вещей слишком суров к людям. Он перемалывает нас в муку. Когда мы перелетели горы и я увидел, как Тихий океан в припадке бьется о берега, то подумал: «Ну и черт с тобой!» Мне не нравится, как сотворен мир. Иногда думаешь: кто захочет превратиться в вечный дух, снова и снова продолжать существование? Катись оно все!.. Да, но я не закончил о том полете. Раз десять попадали в воздушные ямы. Потом сели на жалкую полоску грязи, насыпанной на кофейную плантацию. Под деревьями орава голых ребятишек с желтыми впалыми животами и пиписьками крючком. Стоят, машут нам…
– Так ты ничего не нашел? В джунглях-то был?
– Был, был в джунглях. Мы даже нашли остатки самолета, но не «дугласа», а «сессны». Потом нам сказали, что на нем летели бурильщики из Японии. Над их костями расстилался плющ и росли цветы. Одному Богу ведомо, какие там пауки и прочие твари копошились в черепах у погибших. Страшно, если бы я нашел череп Демми в таком состоянии.
– Ты, вижу, не в восторге от джунглей?
– Какое там… Только джином и спасался, чистым, неразбавленным. Такой любил мой друг фон Гумбольдт Флейшер.
– Это тот, поэт? А с ним что?
– Тоже умер.
– В смерти ведь что-то есть, правда, Чарли?
– Только постоянный распад и возрождение. Остается лишь гадать, возрождаемся ли мы прежними или другими.
– Думаю, ты закончил свои поиски в миссии?
– Да, и встретил там целую ораву Демми Вонгелей. Все они – двоюродные сестры, все длиннолицые, курносые, с золотистыми волосами, вывернутыми внутрь коленями и той же манерой бубнить под нос. Когда я сказал, что я из Нью-Йорка и жених Демми, они решили, что я чокнутый. В миссии мне пришлось посещать богослужения и петь псалмы, поскольку для индейцев все белые – христиане, и они очень удивились бы, если б я не ходил в церковь.
– Значит, пел псалмы, а у самого сердце разрывалось от горя.
– Я ничего не имею против псалмов и христианских богослужений. Доктор Тим Вонгель усаживал меня в кресло в виде ковша, выстланное горечавкой. Он нашел у меня какое-то заболевание. Некоторое время я так и жил среди людоедов, надеясь на чудо – вдруг объявится Демми.
– Там на самом деле едят людей?
– Дикари съели первую группу миссионеров, приехавших туда. Сидишь в церкви, а рядом зверская личность с надпиленными зубами, которая, может быть, рвала на части твоего ближнего. Туземцы съели брата доктора Тимоти, и он знает, кто сделал это. Ах, Наоми, у людей много странностей. По-моему, пребывание в джунглях научило меня прощать.
– И кого же ты простил?
– Моего лучшего друга фон Гумбольдта Флейшера. Когда в джунглях я терзался из-за гибели Демми, он снял деньги с моего счета.
– Как, подделал твою подпись?
– Нет, я дал ему подписанный, но не заполненный чек, и он взял более шести тысяч.
– Не может быть! Поэты не способны мошенничать, не способны, слышишь? Хочешь, чтобы люди относились к тебе хорошо, а сам, прости меня, толкаешь их на бесчестные поступки. Ну ладно… Ужасно жаль, что ты потерял свою девушку. Судя по всему, она тебе подходила. Она похожа на тебя, вы могли бы быть счастливы.
– Согласен с тобой насчет Гумбольдта. Мне не удалось понять человеческую натуру до конца. До недавних пор я вообще об этом не думал.
– Только ты мог связаться с этим хулиганом итальянцем, который угрожал Стронсону. Мэгги рассказала мне о нем.
– Ты, наверное, права. Я должен проанализировать причины, которые сводят меня с людьми типа Кантебиле. Знаешь, Наоми, я хотел бы иметь такую дочь, как у тебя. Замечательная девушка, вызволила меня из лап полиции. Дочь женщины, которую я когда-то любил.
– Не надо сантиментов, Чарли, пожалуйста.
– Но я любил тебя, любил всю, любил каждую твою клеточку. Ты была мне самым близким человеком. Твои молекулы были моими молекулами. Твой запах был моим запахом. Твоя дочь воскресила мои воспоминания о тебе – те же зубы, та же улыбка, все то же самое.