Подарок от Гумбольдта

Причина, по которой юлики (и кантебиле) в нашем мире так притягивают меня, проста: эти люди точно знают, чего хотят. Их желания могут быть мелкими, низкими, но они идут к своей цели, не смыкая глаз. На берегу уолденского пруда Торо наблюдал одного из сурков. У того, живого, подвижного, взгляд был пронзительнее, чем у любого окрестного фермера. Грызун спешил нанести ущерб урожаю, который с таким трудом вырастил фермер. Хорошо было Торо восхвалять сурков и насмехаться над фермерами. Но если общество потерпело крупную нравственную неудачу, земледельцу есть отчего впасть в спячку. Или посмотрите на сегодняшний день. Юлику не давали уснуть, а я, полный благих порывов, сознаю, что хороший сон американского детства затянулся у меня на полвека. Даже сейчас я приехал к Юлику затем, чтобы он помог мне снова вернуться в детство, вдохнуть запахи тех давних, добрых, словно приснившихся времен, запахи, которыми был пропитан мой брат. Он смотрел на солнце, быть может, последний раз, а я все еще чего-то от него ждал.

Юлик держался с двумя кубинцами так же учтиво, как поляк Кейси с ним. Они были нужны ему в предстоящих переговорах с владельцами участка. Эти двое хорошо их знали, кое с кем еще в школу ходили, кое-кому, как они намекали, доводились двоюродными братьями. Оба представляли собой знакомый тип карибского плейбоя: хорошо одетые, здоровые, полноватые круглолицые мужчины с голубыми, нередко недобрыми, глазами. Такие играли в гольф, катались на водных лыжах, скакали на норовистых лошадях, увлекались автомобильными гонками, водили двухмоторные самолеты. Они знали французскую Ривьеру, Альпы, Париж и Нью-Йорк, равно как ночные клубы и игорные дома по всей Вест-Индии.

– Горячие ребята, – сказал я Юлику. – И у нас они не утихомирились.

– Сам знаю, что горячие. Но мне надо привлечь их. Сейчас не время мелочиться. Тут на всех хватит.

Еще до того, как мы с Юликом обменялись этими репликами, нам пришлось сделать две остановки. Первая была на фруктовой ферме. Юлик сказал, что обещал Гортензии привезти хурмы. Рыба была уже съедена. Мы сидели в тени под деревом и ели огромные сочные красные плоды. Юлик забрызгал соком рубашку и, увидев, что ее все равно придется отдавать в чистку, стал вытирать о нее руки. Он пребывал в каком-то забытьи, глаза у него провалились, казалось, он не с нами, а где-то там. Кубинцы достали из багажника сумку с клюшками и начали гонять по полю мяч. В гольф они играли превосходно, несмотря на тяжелые задницы и складки жира, образующиеся под подбородком, когда нагибались к мячу. Били они по очереди, били красиво и сильно. Удар – и мяч улетал в неизвестном направлении. Когда мы собрались ехать дальше, выяснилось, что они захлопнули в багажнике ключ от зажигания и от самого багажника. Пришлось позаимствовать у хозяина фермы инструменты, и через полчаса кубинцы открыли багажник, помяв и поцарапав при этом металл новенького «кадиллака» и сбив краску.

– Ничего, ничего! – твердил Юлик. Он, конечно, разозлился, но вида не показал: без двоюродных братьев Гонзалесов ему теперь никуда. – Пустяки, малость подправить и подмазать, и дело с концом… А теперь надо заехать куда-нибудь выпить и поесть.

Мы остановились у мексиканского ресторана. Юлик быстро умял изрядную порцию цыплячьих грудок с наперченной подливкой. Я свою порцию доесть не смог. Он взял мою тарелку и заказал еще пирога с орехом пекан и чашку мексиканского какао.

Когда мы добрались до дома, я сказал, что поеду в свой мотель: устал, надо полежать.

Прощаясь, мы постояли с Юликом в саду.

– Ты хоть какое-нибудь представление об этом полуострове получил? – начал он. – Если дело с участком выгорит, это будет самая удачная операция в моей жизни. Этим хитрожопым кубинцам придется помогать мне. Я их заарканю, заарканю! Пока буду выздоравливать, мне сделают землемерную съемку и составят карту местности. К началу переговоров с этими ленивыми латиноамериканцами у меня будут макеты сооружений и полный финансовый план. – Помолчав, он добавил: – Конечно, если останусь жив, ты меня понимаешь… – Юлик протянул руку и набрал с маршалы горсть плодов. – Не хочешь попробовать?

– У меня заворот кишок будет от обжорства.

Юлик стоял и задумчиво жевал ягоды, выплевывая косточки и кожуру и вытирая свои ачесоновские усы. Взгляд его был устремлен вдаль. Его одолевали тяжелые мысли. Они были меленько написаны на каждом квадратном дюйме его нутра.

– Чак, мы с тобой в Хьюстоне до операции не увидимся. Гортензия против. Сказала, я с тобой распускаюсь, а она знает что говорит. Я еще вот что хочу сказать. Если я умру, женись на Гортензии. Она хорошая баба, лучше не найдешь, тем более сам. Она честная, я ей на сто процентов доверяю, понимаешь? Конечно, крупновата, зато я с ней хорошо пожил. У тебя не будет никаких финансовых проблем, поверь мне.

– Ты сказал ей об этом?

– Нет, но написал это в письме. Гортензия, верно, догадывается, что, если я загнусь на операционном столе, мне хотелось бы, чтобы она вышла за другого Ситрина. – Он строго посмотрел на меня. – Она сделает все, как я велю. И ты тоже.