По вечерам мы с Демми играли в кункен. Она тасовала колоду и бормотала: «Сейчас я тебя, молокосос…» Я любовался ее руками с некрасивыми костяшками и удлиненной головой с копной золотистых волос. Выиграв, она раздвигала колени, веером раскидывала свои карты на столе и восклицала:
– Двадцать пять. Можешь проверить!
– Мне показалось, будто я увидел наконец Шангрила. Какие карты, когда перед тобой земной рай? – оправдывался я.
Демми любила ходить в ювелирные антиквариаты. Ей нравились старинные броши и кольца – тем более что их носили те, кого больше нет. Больше всего, разумеется, Демми хотелось иметь обручальное кольцо.
– Купи это колечко, милый. Чтобы мои увидели, что у нас как у людей.
– Все равно они против меня – какой бы камень в кольце ни был.
– Ты прав. К сожалению. Вечно ворчат, что в тебе столько греховного. Бродвей им не указ. И пишешь ты о том, чего нет. Только в Библии правда. Кстати, отец на Рождество летит в Южную Америку. Хочет побывать в миссии, которой он жертвует. Это где-то в Колумбии, около Венесуэлы. Я полечу с ним. Скажу, что мы женимся.
– Может, тебе не стоит лететь, Демми?
– Может, и тебе полететь? В джунглях, среди дикарей ты бы показался ему нормальным человеком.
– Скажи ему, что я занят деланием денег. Самое оно для нормального человека. Мне не хочется, чтобы ты уезжала. Мама тоже едет?
– Нет, остается присматривать за «Верблюдом». Вдобавок готовит рождественское угощение ребятишкам в больнице. Они бы огорчились, если б она уехала.
Я предавался воспоминаниям, чтобы сохранить спокойствие. Только состояние полной умиротворенности позволяет заглянуть за внешнюю оболочку вещей и событий. По полу проплыла черная тень самолета из аэропорта Мидуэй, напомнив, что Демми Вонгель нет в живых. В сочельник того самого года, когда меня вознесло на вершину успеха, они с отцом погибли в авиакатастрофе над Южной Америкой. Демми взяла с собой альбом с газетными вырезками о постановке «Фон Тренка». Быть может, она показывала его отцу, когда самолет начал падать. Борт разбился где-то в бассейне Ориноко, но где именно – неизвестно. Я несколько месяцев блуждал по сельве, искал останки Демми.
Как раз в ту пору Гумбольдт воспользовался моим побратимским чеком. Шесть тысяч семьсот шестьдесят три доллара пятьдесят восемь центов – убийственная сумма. Но разве дело в деньгах? Мне казалось, что Гумбольдт должен был уважать мою потерю. Пошел на такой шаг в такое время! Как он мог? Черт с ними, с деньгами. Но он же читает газеты. Знает, что Демми погибла.
Меня снова начали одолевать мрачные мысли. Нет, не затем я прилег на диван. Поэтому я был даже рад, когда в дверь позвонили. В мое святилище вторгся Кантебиле. Я мысленно посетовал на старика Роланда Стайлза. Плачу ему, чтобы он не пускал ко мне посторонних и переносчиков болезней, но сегодня он покинул пост в подъезде. Конечно, канун праздника, у жильцов суматоха, елки, подарки. Стайлз был нарасхват.
Кантебиле пришел не один. С ним была молодая женщина.
– Полагаю, ваша жена?
– А ты не полагай. Это Полли Паломино. Просто знакомая. Друг семьи. Они с Люси в одной комнате жили, когда учились в Женском колледже в Гринсборо. Это еще до Редклиффа было.
Светлокожая, с копной натуральных рыжих волос, Полли прохаживалась по гостиной. Одета она была по минимуму: короткая юбочка, без бюстгальтера, на босу ногу (без чулок в декабре? В Чикаго?), на ногах – туфли на высоченной платформе. Боюсь, мужчины моего поколения никогда не привыкнут к длинным крепким красивым женским ногам. В былые времена их прятали под юбкой.
Кантебиле и Полли принялись осматривать квартиру. Его интересовала мебель. Она присела, чтобы потрогать ковер, отвернула край, прочитала этикетку. Да, настоящий персидский. Потом стала разглядывать картины. Усевшись на диван, Кантебиле сказал:
– Непотребная роскошь. Как в борделе.
– Не будем очень-то рассиживаться, мне в суд надо ехать, – сказал я.
– Бывшая супружница Чарли таскает его по судам, – пояснил он Полли.
– За что она так?
– За все… Много денег отсудила, Чарли?
– Много.
– Чарли у нас деликатный, – снова пояснил Кантебиле Полли. – Ему стыдно сказать, сколько именно.
– Видно, за покером я всю свою биографию Ринальдо рассказал, – признался я Полли.
– Она ее без тебя знает. Я ей вчера все рассказал. Но еще больше ты после игры говорил. – Потом обратился к Полли: – Чарли в тот вечер так набрался, что не мог вести свой «280-СЛ». Пришлось мне доставить его домой. А Эмиль перегнал мой «буревестник»… Слышь, Чарли, откуда у тебя столько зубочисток из гусиных перьев? По всей комнате валяются. Нервничаешь, когда крошки в зубах застревают?
– Это мне из Лондона прислали.
– А шелковые носки тоже прислали? И специальное мыло для лица?
Да, в тот вечер я, кажется, здорово разговорился. Чего я только не поведал тогда Кантебиле. А остальное он на стороне узнал. Видно, хочет укрепить наше знакомство.