Подарок от Гумбольдта

Итак, дыра в полу «понтиака» у Ренаты была от тяжелых пакетов, которые развозил для показа клиентам ее экс. Когда мы с ней встретились, меня не только обуревали горестные думы о смерти (не стоит ли попросить, чтобы над моим гробом сделали деревянное перекрытие, чтобы я не слишком ощущал тяжесть земли?) – во мне развилась новая странность. Мне часто приходилось бывать по делам в одном из небоскребов на улице Ласалль. Каждый раз, когда лифт останавливался и должна была открыться дверь, мое сердце неожиданно сжималось: «Вот она, судьба!» Наверное, я думал, что встречу женщину своей мечты. «Ты?! Наконец-то!» Осознав, сколь нелепо мое поведение в лифте, я сделал единственный верный шаг – вернулся к здравомыслию. Я даже попробовал взглянуть на это явление с научной точки зрения. Но что может сделать наука? Только подтвердить, что если такое случается, значит, тому была причина. Так что здравомыслие ни к чему не привело. Да и что стоит здравомыслие, если я много тысяч лет ждал, когда Бог пошлет мою душу на эту Землю? Здесь мне предстояло найти единственное правдивое и чистое слово, прежде чем по окончании земного пути вернуться туда. Я боялся вернуться с пустыми руками. Здравомыслие не могло справиться со страхом опоздать. Это всякому понятно.

Когда меня назначили присяжным заседателем, я поначалу ворчал: пустая трата времени, – но потом вошел во вкус и стал исполнительным судейским работником. Какое же это блаженство – выходить поутру из дома. С нумерованным железным жетоном на груди я встречался со своими коллегами в комнате для заседателей, в новом небоскребе, построенном муниципальными властями. Стеклянные стены и красновато-коричневые балки смотрелись отлично. Из окон открывался красивый вид, рождающий смелые идеи: огромный купол неба, зеленоватая река, перепоясанная черным мостом, вдали маячат цилиндры цистерн, теряются в желтоватой дымке трущобные кварталы. Чтобы не терять времени даром, я принес из дома кучу книг и бумаг. Здесь я первый раз прочитал насквозь все письма Пьера Текстера, которые тот присылал мне из Калифорнии.

Я не очень внимательно читаю письма, к тому же Текстер пишет длинно и порой нудно. Он надиктовывал свои послания, сидя босой на походном стуле в своей апельсиновой рощице под Пало-Альто. Он носил черный пиджак, похожий на мундир итальянских карабинеров, пил пепси-колу, имел восемь или десять детей, бессчетное количество кредиторов и держал себя как министр культуры. Женщины его обожали, считали гением. Они верили всему, что бы он ни говорил, перепечатывали его рукописи, рожали ему детей, покупали пепси-колу. Читая многословные послания Текстера по поводу первого номера «Ковчега» (подготовительная работа шла уже три года и съедала астрономические суммы), я уразумел одно: он настаивает, чтобы я закончил серию эссе «Великие зануды современности». Текстер взвешивал различные подходы к теме и подбирал фигурантов. Некоторые герои напрашивались – политики, философы, просветители-пропагандисты, медики, но были и такие, о которых обычно забывают, – взять хотя бы новаторов скуки. Я, однако, охладел к классификации и размышлял над проблемой в плане чисто теоретическом.