Проводив гостей, Виктория немного постояла на крыльце, наслаждаясь тёплым тягучим воздухом и последними золотистыми отблесками закатного солнца. Завтра ее ждал новый рабочий день, а сегодня предстояло вернуть дому прежний вид, не без любезной помощи домработницы матери.
Она не стала мешать миссис Осборн наводить образцовый порядок на кухне, переключившись на гостиную, раскладывая журналы в аккуратные стопки, возвращая на место расшитые диванные подушки и расставляя фотографии на каминной полке.
Ее взгляд непроизвольно задержался на черно-белой фотографии молодой леди Абигайль в старинной серебряной рамке. С фото на Вик смотрело улыбающееся лицо юной аристократки с пронзительными лучистыми глазами. Леди по рождению и воспитанию, она пронесла этот свет через всю свою долгую непростую жизнь и стала для Вик примером не показного, но подлинного мужества.
Виктория с теплотой и светлой грустью вспомнила бабушкины рассказы о тех тяжелых временах, на которые пришлись годы ее молодости:
С начала войны большой старинный дом маркиза N в часе езды от Лондона был реквизирован под нужды военного госпиталя. Родители Абигайль в спешке собрали все самое ценное и уехали на север, увозя младших сестёр — близняшек подальше от бомбежек и скудного пайка. Она же, вместе со старшим братом, осталась присматривать за расстроенным хозяйством и помогать медперсоналу госпиталя, решая вопросы размещения раненых и устройства повседневного быта.
Но Эндрю быстро наскучили эти повседневные, довольно обременительные заботы. Ко всему прочему, его порядком нервировало соседство спортивного Астона Мартина в гараже поместья с санитарными грузовиками и потрёпанной машиной руководства госпиталя. Спустя годы, Леди Абигайль вспоминала, как вывела брата из себя ехидным замечанием, сказав, что в душе он боится возможной реквизиции своей драгоценной машины для нужд вступившей в войну Англии. На чем же он будет катать своих великосветских подружек? В последних числах мая брат окончательно съехал, под предлогом вести семейные дела в Лондоне и присматривать за их городским домом. По состоянию здоровья и при активных хлопотах матери, подключившей в начале войны все свои связи, мобилизация в армию ему более не грозила.
С его отъездом у молодой леди прибавилось забот, поневоле пришлось вникать в довольно прозаические вопросы, которые раньше были ей неведомы. Игра в лаун-теннис, участие в светских вечеринках и необременительная учеба — вот то, что составляло ее узкий мирок до войны. Но хрупкая изнеженная девушка неожиданно оказалась расторопной и хозяйственной, и вот уже большая часть жилых помещений большого дома была освобождена от ненужной сейчас антикварной мебели и картин, а в бывших каретных сараях разместилась маленькая ремонтная мастерская для санитарных машин.
Лужайки за домом — гордость нескольких поколений семьи- были превращены в огороды, а в оранжереях вместо экзотических цветов теперь выращивались ранние овощи на стол выздоравливающих больных. В еженедельных письмах к матери и редких телефонных звонках отцу она старалась мягко, с юмором комментировать те изменения, что происходили в их родовом гнезде зная, как тяжело ее родителям принимать новую реальность.
К неудовольствию матери, малышка Эбби отказалась покинуть поместье, даже оставшись без опеки брата. Она почти совершеннолетняя молодая леди, и компаньонка для неё в середине XX века казалась полным анахронизмом! Количество персонала и раненых в поместье и без того увеличивалось с каждым месяцем войны.
Отголоски драматической эвакуации союзных войск из Дюнкерка в конце мая 1940 года коснулись и некогда сонного поместья. В первых числах июня в госпиталь стали прибывать первые санитарные машины с ранеными в ходе этой операции. Самых тяжелых и нетранспортабельных к ним не привозили, оставляя на лечение в Лондонских больницах и госпиталях.
В один из таких дней Абигайль практически до сумерек совместно с дежурным врачом занималась сортировкой и размещением вновь прибывших. Уже в сумерках она устало шла к парадному крыльцу от конюшен, где пришлось срочно освободить место для нескольких лошадей, приписанных к госпиталю. Тёмный двор осветил свет фар, и грузовик с красным крестом на тенте, урча, обогнул чудом сохранившуюся клумбу. Из кабины как-то неловко, бочком выбрался офицер, отдавая приказ шофёру. Оглядевшись по сторонам, и не увидев старшего по званию, он обратился к Абигайль и дежурным санитарам, курящим на крыльце.
— Мы немного припозднились из-за поломки в пути, но моих людей надо разместить как можно скорее!
Она уже взялась за массивную ручку входной двери… Ей так хотелось поскорее добраться до своей постели под самой крышей и коснуться подушки, но требовательный хрипловатый голос заставил Абигайль обернуться.
— Кто здесь отвечает за размещение? Доложите ему о поступлении раненых немедленно!
Один из санитаров, поправляя на ходу пилотку, поспешил в просторный холл, другой неспешно подошёл к откидному борту машины и раздвинул полы тента.
— Сколько у Вас здесь, сэр? Есть тяжёлые?