Подарок (СИ)

— Возможно…

Из всех английских докторов, что консультировали и брались лечить Мельбурна после удара, только молодой, но решительный сельский доктор по фамилии Смит смог действительно ему помочь. Остальные, лондонские светила от медицины ставили на его пошатнувшемся здоровье большой и жирный крест, но продолжали давать советы и брать немалые деньги.

— Когда же пуститься в путь, если не этой весной или летом? — продолжал свою мысль Хопкинс. — Простите, за смелость милорд, но Вас ничто и никто более не удерживает здесь.

Мельбурн внутренне вздрогнул от этих до неприятия справедливых слов и с интересом посмотрел на своего камердинера. Переписка с королевой, стараниями принца и нового премьер-министра, по мнению Уильяма, сошла на нет слишком быстро. В последний раз венценосная корреспондентка писала «своему бедному дорогому лорду М» почти три года назад-о рождении дочери Алисы. Это была радостная и одновременно щемящая весточка для опустошённой души, по воле обстоятельств ищущей покоя и умиротворения в добровольном затворничестве. И с тех пор более ни строчки, ни праздного вопроса, ни дружеского участия. Даже Эмма Портман, всегда предельно честная с ним, как истинный друг избегала прямых вопросов о теперешнем отношении к нему королевы. Молчание было красноречивее любых слов. Мельбурна неприятно поразило это внезапное охлаждение и безразличие королевы, ведь в юные годы она высоко ценила их нежную дружбу и мудрые отеческие советы своего премьер-министра.

Что же оставалось ему, некогда вершителю судеб, блистательному политику и любимцу женщин? Запереться в своём поместье, гордо погрузившись в собственное несчастье или продолжать делать вид, что после отставки и крушения личных планов все идет своим чередом? Он за многие годы службы устал быть под прицелом пристрастных взглядов и выбрал первое, но не знал теперь, верное ли это было решение. Не был ли перенесённый им тяжёлый удар расплатой за этот непростой выбор…

Хопкинс увидел застывший на мгновение взгляд виконта, мысленно обращённый в себя.

— Простите меня, милорд! Кто я такой, чтобы давать советы, но я сделал это от чистого, преданного Вам сердца! — закончил Роб и угрюмо уставился в пол.

Спустя минуту Уильям Лэм, второй виконт Мельбурн, медленно отложил перо и привычным «хозяйским» голосом сказал:

— Спасибо Хопкинс! Отрадно слышать о твоих тревогах за меня, но пока я сам в состоянии принимать решения! Пусть обед подадут сегодня в малую столовую,- добавил он, давая понять, что на этом беседа закончена. Умению бесшумно исчезать из комнаты Роб научился ещё в самом начале службы у виконта.

Мельбурн встал у окна, вглядываясь в белое безмолвие за стеклом и пустоту заснеженного пейзажа… Разговор с камердинером вдруг разбудил глубоко и умело спрятанное им чувство одиночества и пугающей пустоты. Его жизнь после медленного выздоровления превратилась в череду скучных и однообразных дней, не наполненных ничем, кроме бдений над старинными рукописями в библиотеке, укрепляющим моционом и долгими часами наблюдений за грачами в старинном парке. Он будто добровольно подписал себе приговор на вечное заключение, мысленно накрыл себя могильной плитой и написал на ней эпитафию.

Эта была его реальность, которую следовало давно увидеть и признать. Уильям вернулся к столу и решительно вынул из секретера лист превосходной льняной бумаги. Он пододвинул к себе старинный чернильный прибор, и с былой энергией принялся писать письмо, витиеватым, немного размашистым после болезни почерком.

Глава 29

Уильям еще раз просмотрел бумаги, подготовленные для отправки в Лондон к поверенному, а затем аккуратно упаковал в саквояж законченный экземпляр своих мемуаров. Сборы подходили к концу. Время до запланированного на утро отъезда в Лондон, а затем дальше на побережье, тянулось невыносимо медленно.

Прошло больше полугода, как он, поддавшись увещеваниям своего верного камердинера и доводам собственного рассудка, начал непростые приготовления к длительному путешествию на континент. Все необходимые распоряжения были уже сделаны, письма написаны, а новое завещание заверено местным нотариусом. Бумаги Лионского банка на предъявителя и наличные соверены — надёжно спрятаны предусмотрительным Хопкинсом в кованный сундучок. Зафрахтованная на чужое имя парусная красавица-яхта мерно покачивалась на волнах в порту Плимута, подготовленная к отплытию. Дувр для этих целей Мельбурну не подходил, был велик шанс встретить кого-либо из великосветских знакомых.