Тит ведь, неожиданно наполнив ту же самую арену водой, запустил туда лошадей, быков и некоторых других домашних животных, которые были обучены делать в водной стихии все то же, что и на земле; вывел он также и людей на кораблях; и они представили здесь морскую битву между коркирянами и коринфянами, а другие [бойцы устроили подобное сражение] за Городом у гробницы Гая и Луция, где в свое время Август выкопал [пруд] для той же самой цели[16].
Дион описывает еще одну навмахию двумя днями ранее:
…а на третий – [прошло] сражение на воде с участием трех тысяч человек, продолжившееся затем и на суше, в котором «афиняне», одолевшие «сиракузян» (так назывались сражавшиеся), высадились на островок [Ортигия] и штурмом взяли стену, построенную вокруг памятника.
Первоначально считалось, что найденные стены гипогея опровергают идею о том, что навмахии проводились в Колизее, поскольку гипогей помешал бы их устроению; однако с тех пор было доказано, что стены были добавлены намного позже, возможно, уже в Средние века, и, следовательно, до того препятствий к проведению навмахии в амфитеатре не было. Это также подтверждает еще одно открытие: стоки были построены как часть первоначального фундамента. Однако раскопки до сих пор не смогли предоставить конкретных доказательств того, что навмахии устраивались в Колизее: не было найдено ни остатков кораблей, ни использованного оружия.
Очевидно, что главной задачей навмахий была демонстрация имперской мощи, они были созданы для того, чтобы внушать трепет масштабом зрелища. Литературные данные свидетельствуют, что навмахии проходили только в Риме и стали менее популярными после I века н. э.; последняя из них прошла в 89 году н. э., хотя другие формы водных представлений по-прежнему пользовались большим спросом. В частности, Нерон нашел альтернативу Стагнуму, как пишет Тацит в своих «Анналах»:
Стараясь убедить римлян, что нигде ему не бывает так хорошо, как в Риме, Нерон принимается устраивать пиршества в общественных местах и в этих целях пользуется всем городом, словно своим домом. ‹…› На пруду Агриппы по повелению Тигеллина был сооружен плот, на котором и происходил пир и который все время двигался, влекомый другими судами. Эти суда были богато отделаны золотом и слоновою костью, и гребли на них распутные юноши, рассаженные по возрасту и сообразно изощренности в разврате. Птиц и диких зверей Тигеллин распорядился доставить из дальних стран, а морских рыб – от самого Океана. На берегах пруда были расположены лупанары, заполненные знатными женщинами, а напротив виднелись нагие гетеры. Началось с непристойных телодвижений и плясок, а с наступлением сумерек роща возле пруда и окрестные дома огласились пением и засияли огнями[17].
Это зрелище Нью-Йорк запомнил надолго – и вполне заслуженно, впрочем, не по той причине, на которую рассчитывали промоутеры. Летом 1880 года по всему городу можно было видеть плакаты, рекламирующие первую «Большую битву быков»: