Ратманов оглянулся – позади стоял Двуреченский.
Причем неизвестно, насколько давно.
– Викентий Саввич?
– Георгий… Не помню, как вас по батюшке… На пироги, значит, собрались…
А вам-то что? Мог бы ответить Георгий, однако сдержался.
– Так точно-с, – вместо этого сказал он и даже вытянулся во фрунт.
– Вольно… – Двуреченский скривился. – Пирогов не обещаю, но кое-какие рабочие вопросы будет время обсудить… Стефания Марковна, отпустите молодого человека?
– Да-да, Викентий Саввич, непременно! – Стеша даже покраснела, зачем он с ней так…
– Вот и славно. Тогда через… – Двуреченский посмотрел мимо попаданца на часы, служащие основным украшением первого этажа полицейского управления, – … четверть часа у меня.
Коллежский секретарь поклонился, четко обозначив конец беседы, и удалился к себе. А Георгий снисходительно посмотрел на Стефанию, лицо которой просто пылало в присутствии одного из начальников. Нет, все же молодая и наивная Стеша – не его поля ягода, Ратманову больше соответствуют хитрые и матерые… Так думал попаданец, поднимаясь к Двуреченскому через пятнадцать минут. Подобные Рите с Хитровки или чиновнику для поручений, откуда он там…
Ратманов постучал. Но дверь была заперта. Прислушался. Постучал еще раз. Опять двадцать пять! Этот Двуреченский вечно играл с ним, как кошка с мышкой. Когда хотел – появлялся, когда не хотел – исчезал, никогда не отчитывался и не извинялся. При других обстоятельствах Георгий никогда не стал бы близко общаться с таким человеком!
Но маятник внизу уже давно пробил время обеда. Жора понуро спустился вниз. Возникла мысль снова пригласить Стешу, но та была в делах. И он решил пойти один.
Вышел из управления, вдохнул морозного воздуха – на улице хоть и была зима, но не столько холодная, сколько обдающая чистотой и свежестью, в XXI веке такого уж нет. Быстро дошел до калачной. Спустился в полуподвал и изменился в лице…
Викентий Саввич как ни в чем не бывало сидел за одним из столиков с полной корзиной мучных изделий и словно дожидался только его одного.
– А, Гимназист, подь сюды, – махнул чиновник, и в этот момент его особенно сильно захотелось ударить.
Ратманов не сошел с места.
– Да поди ж ты сюда, говорю, – повторил Двуреченский нетерпеливо. – Уже четверть часа тебя здесь дожидаюсь.
У Георгия слегка натянулись нервы. Но он подошел. Схватил из корзины самый большой пирожок. И даже не присев, демонстративно употребил его в пищу.
– А аппетит хороший нагулял, свежо на улице сегодня, – констатировал Двуреченский и подвинулся, чтобы Ратманов сел рядом. – Давай, давай, я не кусаюсь.
Оценив обстановку, Георгий занял место напротив.
– Ну как знаешь, – прокомментировал коллежский секретарь.
– Мы вообще-то договаривались встретиться в твоем в кабинете, прежде чем вместе пойти на обед, – напомнил агент.
– Да? – почти удивился Двуреченский. – Работы много, не припомню таких тонкостей, за всеми не уследишь… Но спасибо за приглашение!
– Ты же сам меня позвал…
– Ды ты что? – Чиновник умел взбесить. – А не ты ли позвал меня на обед?
В этот момент попаданец подумал, что у его визави действительно могла быть амнезия. Потом еще свалит на нее, когда выяснится, что забыл о будущем по вполне естественным медицинским причинам…
– Ладно, неважно, – сказал он вслух. – А важно, что мы хотели обсудить некоторые рабочие вопросы.
– Рабочие вопросы? А что там обсуждать?
– Например, что происходит с Казаком, да и с Дулей…
– А что с ними? Живы-здоровы! – Двуреченский издевался? – Ежели ты о том, стоит ли их сейчас ловить? Мой ответ: нет, не стоит. Пока Матвей Иваныч и его громила снова в силе. Не нашего поля ягоды на текущий момент. А дальше видно будет.
– А что с Монаховым?
– А что с Александром Александровичем?
– Слушай, перестань бесконечно отвечать вопросом на вопрос. А то чувствую себя как в кабинете психиатра…
– Смешно. Заболел Монахов, инфлюэнца. – С этими словами Двуреченский достал из корзины очередную булочку и принялся мять ее, прежде чем съесть.
– А что можешь сказать о нашем общем коллеге, фон Штемпеле? – Георгий еще не знал, в какую степь развивать тему со своим якобы родством с бароном и их общей предполагаемой ландаунутостью. Но не поинтересоваться тоже не мог.
– А что я могу?.. Прости… Вопросы такие, что вопросом на вопрос на них ответить было бы проще всего! Достойный человек, служака, офицер до мозга костей. Повезло Романовским торжествам, что он один из их кураторов… Немного перегибает иногда, выпячивая на первый план Охранное отделение, ну так я бы точно так же делал на его-то месте!
– Понятно… Ясно… Исчерпывающе…
– Что там тебе ясно?
– Ничего… А что с твоим домом в итоге? Установили поджигателя?
– Филипп, – отмахнулся чиновник.
– Все оказалось проще, чем я думал.
– Да, Филиппушка, старик мой, недоглядел, головешку на ковер бросил, такое и раньше за ним водилось.
– И что теперь ему будет?
– А что ему будет? Ничего. Старый уже, говорю ж. Официально и не на службе. Считай, свой человек в доме, да и только…
– Значит, я больше не под подозрением?
– Типун тебе! – Двуреченский аж перекрестился. – Что ж ты говоришь такое?