Подъем Испанской империи. Реки золота

Настоятели пришли к интересному заключению. Возможно, на них повлиял Лас Касас, однако прямых доказательств этого нет. Они написали Сиснеросу, что, пробыв на Эспаньоле шесть месяцев, они увидели недостаток рабочей силы, став свидетелями тому, какую «бурю» поднимали индейцы каждый раз, когда от них требовали более усердной работы. Они не сомневаются, что необходимо ввозить туда рабов из Африки – босалес. Так называли рабов, купленных в Африке, а не выращенных в Европе; «ибо опытным путем была показана их польза». Они предполагали, что Короне стоит дать добро и признать, что «с этого острова будет легко добраться до Кабо-Верде или Гвинеи и можно нанять кого-нибудь для экспорта рабов оттуда»{1425}.

Однако подобная просьба шла вразрез с чаяниями фламандских придворных Карла V: они знали, что работорговля прибыльна для посредников. К тому же это шло вразрез со всеми договорами насчет того, что торговля с Гвинеей должна быть монополией Португалии. Так или иначе, эта просьба представляет большой интерес. Поскольку король Фердинанд дал добро на ввоз 200 черных рабов в Америку в 1510 году, некоторое количество их стали привозить каждый год. Они принимали участие во многих экспедициях. Диего Веласкес имел при себе нескольких черных рабов в 1511 году, во время оккупации Кубы. Как мы знаем, Васко Нуньес де Бальбоа заявлял, что у него был раб-африканец (Нуньо де Олано), когда он впервые увидел Тихий океан, и африканские рабы в 1517 году строили для него корабли на побережье этого океана{1426}. При Педрариасе также было несколько черных рабов, когда он обнаружил группу их соотечественников, сбежавших во время кораблекрушения неподалеку несколькими годами ранее.

Так что едва ли было удивительно то, что в мае 1517 года лицензия на торговлю черными рабами была дана Жоржи ду Португалу, сыну Алвару ду Португала – изгнанного португальского принца, который входил в Совет королевства во времена королевы Изабеллы{1427}. Новая лицензия позволяла привезти четыреста черных рабов прямо в Индии. Предположительно они были куплены в Лисабоне или в Севилье. За них не полагалось платить налога{1428}. Позднее количество было снижено до двух сотен{1429}. Однако Жоржи ду Португал, похоже, не сумел сделать многого – он послал лишь небольшую группу рабов. Он был комендантом Трианы – замка инквизиции в Севилье, и был слишком занят местной политикой.

Настоятели слишком медлили предпринимать какие-либо шаги, почему Лас Касас снова начал жаловаться. Его письма были перехвачены, и, оскорбленный, он счел, что настоятели ищут повода для его ареста. Он сказал настоятелям, что собирается вернуться домой, однако сам укрылся в доминиканском монастыре. Фрай Луис де Фигероа ему на это ответил: «Не уходи, ведь ты – светоч, который воспламеняет наши деяния»{1430}. Судья Суасо сказал, что ему придется разрешить Лас Касасу отправиться домой, если тот того желает. Сам Лас Касас беспечно заявил, что ему необходимо вернуться в Испанию, потому что у него там есть собственные дела{1431}. 3 июня 1517 года он действительно вновь отплыл в Испанию. С собой он вез письма: не только длинное от судьи Суасо, но и два других – одно от 27 мая от фрая Алонсо де Санто-Доминго, написанное на латыни и подписанное реформированными доминиканцами колонии, а также новыми францисканскими монахами, и второе от 28 мая, написанное фраем Педро де Кордовой. В последнем письме говорилось о том, что причиной столь стремительного снижения численности индейцев является жестокость завоевателей, и единственным способом разрешить ситуацию является освобождение индейцев.

15 июня 1517 года Суасо в документах, связанных с расследованием по делу судей, раскрыл детали о флотах работорговцев и показал активное участие в них судей, главным образом Васкеса де Айона{1432}. Настоятели недоумевали, что же им делать. В конечном счете фрай Бернардино де Мансанедо отправился домой вместе с Лас Касасом, дабы сообщить Сиснеросу о том, что он и его коллеги чувствуют себя неспособными выполнять свои обязательства. Они считали себя слишком духовными, чтобы управлять поселенцами. Повидав Сиснероса и доставив его письмо Конхильосу, Мансанедо с облегчением удалился в отставку и ушел в свой монастырь Санта-Марта возле Саморы.

Его письмо было пессимистично. Он считал, что индейцы не способны жить как кастильцы, однако если предоставить их самим себе, они вернутся к своему старому образу жизни, воскресят старую веру и церемонии. Но если оставить их в энкомьендах, они попросту вымрут. Возможно, трагедию можно отсрочить, если избегать постоянного перехода от хозяина к хозяину. Недавние дарения земли могут в будущем обернуться выгодой, поскольку их можно считать постоянным соглашением, а не действующим лишь в течение одного поколения и, таким образом, каждому испанцу не должно доставаться более 80 индейцев на одного человека. Коренное население Эспаньолы таяло, и это можно было компенсировать лишь ввозом черных рабов из Африки.