Подъем

— Ну, уж нет! Ты же не хочешь заставить меня разогревать это, — демонстрируя мне контейнеры с ее любимым лососем, удивляется девушка. — Заедем куда-нибудь по пути. Нальешь мне чай, пока я приму душ?

* * *

— Ты не говорила Маше, что я собираюсь приехать? — устроившись в своем кресле, листаю стопку бумаг.

— Нет, ты же просил… Вы так и не поговорили?

— Нет, за эти три месяца, она отвечала на мои звонки лишь пару раз…

— А Семка?

— Семка, — горько вторю своей матери. — В последнее время, он говорит со мной не больше минуты.

— Что ж ты творишь, сынок? — не скрывая боли, сетует пожилая женщина, еще больше ковыряя рану в моей груди, своим тихим голосом.

— И сам знаю, что кругом виноват…

— Дай бог, чтобы вы с Машей сумели пообщаться… Рита прилетит с тобой?

— Мам, тут все не так просто… — закрывая папку с документами, тру свою переносицу.

— Андрей! Только не говори, что и в этот раз поездка откладывается!

— Рита сама не своя. После смерти Олега Ивановича она просто, как с ума сошла. То кричит, то заливается слезами, то часами не говорит со мной. За эти три недели я уже дважды вызывал ей врача… — меня невольно передергивает от воспоминаний, как побледнело ее лицо от известия о смерти папы, как она горько плакала, завывая посреди больничного коридора, осев на каменный пол. Я не понаслышке знаком с той болью, что приносит с собой утрата родного любимого человека, как твою душу разрывает на части от невозможности все исправить, крепко вцепиться в руку своего близкого, не давая ему возможность оставить этот мир. И пусть позади было два долгих месяца, в течение которых врачи боролись за здоровье моего будущего тестя, и прогнозы их были неутешительны, к безвременному уходу своего родственника, друга или знакомого, никогда не успеешь подготовиться. Даже если все вокруг будут пытаться настроить тебя на столь неблагоприятный исход — потеря отца все равно выбьет почву из-под твоих ног, навсегда поселяя в душе ноющую тоску и скорбь.

— Я все понимаю, но что ж ты носишься с ней, как курица с яйцом?

— Мам… Я просто не могу оставить ее сейчас. Беременность протекает не так хорошо, как бы нам того хотелось…

— Пусть ляжет в клинику и преспокойно восстанавливается под наблюдением специалиста! В конце концов, когда ты успел перенять мои знания в акушерстве? Чем ты сможешь помочь, если вдруг возникнет необходимость? Из любой ситуации можно найти выход!

— И я пытаюсь его найти! Просто сейчас я вынужден уступить.

— Так, значит, я права? Без твоей Риты не обошлось? Ты хоть понимаешь, что она делает все, лишь бы пропасть между тобой и Семеном разрослась до такой степени, что ни один мост не проложишь? — узнаю эту интонацию, когда моя мать превращается в требовательную зав отделения, пытаясь втемяшить в голову подчиненных, что их действия недопустимы.

— Я приеду, как только Рита родит. Боюсь, что не уступи я сейчас, все это добром не кончится!

— Да что ж это за отношения? Где ж это видано, чтобы жена так не уважала желания своего мужчины?! Потакая ее капризам, ты обижаешь собственного ребенка, и она не может этого не понимать!

— Мам, давай закроем эту тему.

— Ты говоришь так всякий раз, когда не хочешь слышать правду. Андрей, разве стоило ради такой жизни рушить семью?

— Я люблю ее.

— Любовь должна окрылять, а Марго лишь подталкивает тебя к краю…

— Прекрати. Лучше посоветуй какие-нибудь успокоительные. Я всерьез за нее переживаю.

— Прости сынок, но медицина тут бессильна. От человеческой подлости лекарство еще не придумали, — и услышав мой тягостный вздох, решает резко сменить тему. — Маша познакомила нас с Сергеем. Встретились с ними у подъезда, — не знаю, чего она добивается, но, лишь услышав треск, замечаю, что умудрился сломать зажатый в руке карандаш.

— К чему ты мне это рассказываешь?

— К тому, что не ровен час, и она познакомит его с Семеном. Упустишь ребенка сейчас, потом не пеняй на судьбу, когда он станет его считать своим папой.

Я чувствую, как каждая мышца в моем теле напрягается, а скулы сводит от крепко сжатой челюсти. Думаю ли я о том, что в жизни моего ребенка, вполне возможно, скоро появиться неизвестный мне человек? Думаю… И думаю постоянно, кляня себя за собственную слабость и зависимость от женщины, ради которой когда-то предал своего сына. Уходя из семьи, я мало размышлял над тем, какого Маше раз за разом позволять Семе проводить свои каникулы рядом со мной. Теперь же я восхищаюсь ее выдержкой, поскольку от одной мысли о том, что кто-то другой будет учить его забивать гвоздик или давать советы, как добиться внимания понравившейся девчонки, когда он станет старше и начнет увлекаться симпатичными одноклассницами — меня бросает в холодный пот.

— Кто знает, как долго продлиться их роман. Маша не станет знакомить сына с кем попало.

— Ну, знаешь, он довольно приятный мужчина. И что-то подсказывает мне, что он далеко не глуп…

— А это здесь при чем?

— Притом что только болван способен добровольно отпустить такую женщину!

— Высокого же мнения ты о своем сыне, — не могу не ответить ей.