«Все эти images reisonn’es отражают места, в которых они возникли, мои путешествия по Азии, Европе, американским городам, а также голоса моей жены, моих друзей, коллег и студентов, незнакомых людей и даже поведение кота, все они как бы превратились в эхо. Мое внимание привлекали прежде всего психология и искусство, но не были обойдены и философия, религия».
Арнхейм признается, что его заметки импрессионистичны и не представляют собой академического исследовангия. Они легковесны, как лучи солнца, и не претендуют на глубокомыслие. Не случайно заголовком этой книги послужили строки известного английского поэта Дилана Томаса из «Поэмы в октябре» – «В параболах солнечного света».
Заметки Арнхейма подобны детским воспоминаниям, они – внезапные озарения в лучах солнечного света. Они представляют интерес как свидетельство того, как психолог видит мир и воспринимает искусство, литературу, поэзию. Эта книга дополняет теоретические работы Арнхейма по психологии восприятия его личными наблюдениями и суждениями.
Арнхейм не претендует на роль оракула. Он просто пишет о том, что видит. Не случайно он иронично называет себя маленькой совой на плече Афины, богини мудрости.
Приведу несколько из его «озарений». Чаще всего они связаны с оценкой произведений искусства. «В картине Гольбейна “Послы” присутствует череп, образ которого возникает в зависимости от точки зрения на него. Символически эта картина как бы говорит нам: “Если смотреть фронтально, то вы увидите двух джентльменов в роскошном кабинете, но посмотрите с другой точки зрения и вы увидите исчезновение всех предметов”. Обыденное мышление оставляет глубинную истину скрытой».
И еще об иллюстрации и декорации в искусстве:
«Искусство движется между двумя противоположными полюсами: иллюстрацией и декорацией. Иллюстратор изображает определенный предмет, настроение, идею или шутку любыми изобразительными средствами, какие он считает нужными. Бен Шан, Магритт, Дали или Уайез – иллюстраторы, потому что содержание их картин не определяется энергией формы, как это происходит, например, у Гойи. С другой стороны, форма, не наполненная содержанием, создает декораторов. Обри Бёрдсли добивался гармонии в своих рисунках, изображая уродливость в человеческом теле, происходящую от притворства, злобного намерения или дряхлости. Он фиксировал эти уродства с помощью своего каллиграфического орнамента и поэтому, можно сказать, морально оправдывал их: развращенность становилась признаком красоты».