Подержанные души

Он подбивал чеки дня, а фоном играло “Сучье варево” – и тут в лавку вошла Лили.

– Слушай, – сказала она. – Ты не единственная любовь всей моей жизни, но точно одна из любовей в моей жизни, поэтому если тебе с этим норм, мне бы очень хотелось проводить с тобой больше времени, но если я разобью тебе сердце, то я тебя предупреждала, поэтому все честно.

– Мне бы это понравилось, – ответил Мятник Свеж. – Но тебе не удастся разбить мне сердце. Я человечье присутствие древнеегипетского бога смерти, девочка.

– Ну да, тыкай мне это в нос, конечно. Но у меня тоже своя тема. А кроме того, ты плакал мне в голосовую – почту. – Она сделала такое движение, словно собралась вытащить телефон и проиграть ему доказательство. – Ты хочешь, чтоб я тебе сердце разбила, это противоестественно.

– Нет, этого я не хочу. Я не блюз, я джаз. Я хочу присутствовать во мгновении, а не погрязать в нем. Сечешь?

– И вот про это: как так выходит, что какое-то время ты весь такой эрудит и ботан, а в другие разы весь гладкий гад и такой черный?

– Я сколько мне надо черный. Языком пользуюсь таким, какой служит тому, что мне нужно сказать. Тебе ништяк с этим?

– А тебе ништяк, если я считаю, что Майлз Дейвис звучит так, точно душит белочек?

Мятник Свеж изобразил, что ему в сердце попала стрела, затем вытряхнул ее.

– Наверное, Майлз не на всех действует.

– И “Пицжаз” было дурацкое название для ресторана.

– Ну, я не…

– Признавай!

– Ладно, “Пицжаз” было дурацкое название для ресторана.

– Хорошо, моя взяла, – произнесла она, придвигаясь к прилавку настолько, чтоб он мог ее поцеловать, когда настанет время. – Теперь можем сыграть на интерес.

Когда призраки моста поднялись отыскать свои места в мироздании, то же самое проделали и все души в сосудах по всему свету. Души выжившего Беличьего Народца, который после налета Морриган превратился в нео-друидов и выстроил у себя в амфитеатре под буддистским центром миниатюрный Стоунхендж из краденых гостиничных мини-холодильников, тоже нащупали тропки обратно к Колесу Жизни и Смерти. – Большинство перешло к новой жизни в людях, за исключением Боба (который был Фтибом), чья душа еще дважды переродится сурком и один раз ежиком, дабы преподать ему урок смирения, – мироздание решило, что вел он себя как-то мудаковато.

Когда духи моста поднялись обрести свои места в мироздании, Жан-Пьер Батист как раз гладил кошачью личность, которая прежде была его пациенткой и другом Элен. Та обмякла у него на коленях, и он увидел, как красное свечение ее души поднимается у нее из груди и скрывается в потолке. Батист понял, что ему трудновато будет сломать привычку быть добрым к Элен, по-этому придется утешаться тем, чтоб быть деятельно – добрым к другим пациентам, – как и большинству людей его призвания.

И отнюдь не случайно, что на другой половине мира, в Париже, на каменном мосту через реку Сену, которому исполнилось четыреста лет, но он тем не менее до сих пор назывался Новым, ремесленник по имени Жак ремонтировал физиономию, вырезанную из мрамора, – из тех, что украшали валик моста, – когда на парапете над ним возникло сидящее привидение. На привидении была твидовая юбка ниже колена и крахмальная белая блузка школьницы из середины двадцатого века, которая по обмену приехала на семестр в Париж. Волосы она носила по плечи и подвитые на концах, в стиле Кэтрин Хепбёрн в фильме “Воспитание крошки”[82]: Кейт была для нее идолом.

– Bonjour, monsieur, – сказала она Жаку. – Je suis Helen. – И далее изложила по-французски, но с сильным американским акцентом, что от него далее потребуется далее. И различные призраки, один другого обаятельнее, явились людям на мостах по всему свету, и так установился новый оборот Колеса Жизни и Смерти: каждая душа в своем странствии меж телами останавливалась теперь в месте между местами, а затем двигалась дальше – в ту часть мироздания, какой ей и положено стать.

Благодарности

Автор с благодарностью признает помощь следующих людей при изысканиях, какие потребовались ему для “Подержанных душ”:

– Майкла Такера, который помог отыскать историю любви Консепсьон Аргуэльо и графа Николая Резанова, подсказанной мне лишь очень смутным воспоминанием о книге, которую я читал двадцать лет назад;

– Айлин Хёрст – за полную информацию о том, как устроены похороны полицейских и городская политика, которой я в общем и целом блаженно пренебрегал;

– Майка Крукоу и Дуэйна Кайпера, бестрепетных телевизионных комментаторов “Сан-Францисских гигантов”, кому я обязан знанием всего бейсбольного жаргона, какой мне известен, – кроме сквернословия, к какому они никогда-никогда не прибегают;

– Моник Мотил, чьи блистательные скульптуры “портновских существ” стали источником вдохновения для Беличьего Народца;

– Райна, Пайпер и Пресли Помбрио – за исчерпывающую информацию о принцессах и маленьких пони;

– и Чарли Джину Мишель Хайронимэс Карнитас Трембл Мосс Мур – за откровения о ее работе в хосписе, а равно и за ее терпение, терпимость и щедрость, без которых эта книга никогда бы не была завершена.