Читаем Подгоряне полностью

Не бог весть какой грамотей мой отец, но и он, просыпаясь на заре, первым делом срывал верхний листочек календаря и прочитывал его с обеих сторон от строки до строки, прочитывал вслух, чтобы слышала и мама. Чего только не узнавал он из этих крошечных листочков! Биографии ученых, медицинские советы, гастрономические курьезы, действия тех или иных лекарственных трав, всякие другие чудеса и открытия нынешнего века. Узнав все, что нужно было знать о знаменитом ученом, мама должна была еще прослушать стихи или новеллу, посвященные ему же. После этой информации, ставшей вроде обязательной утренней молитвы, отец берет зеркальце и стакан с горячей водой. Бреется и тщательно вытирает мыльную пену с бритвенного лезвия только что прочитанным, "отработанным", стало быть, листочком календаря. Мама о чем-то задумывается, вижу, как у нее начинают дрожать губы: она бормочет что-то про себя, а затем подходит к отцу, чтобы напомнить ему про собственный календарь, тот, что в ее голове: "Не забыл ли ты, что сегодня праздник — день святого хромого Кирилла?" В другой раз встрепенется, всплеснет руками: "Ой-ой-ой! Как бежит время! Чуть было не запамятовала — ведь нынче день Григория Богослова!" Или еще: "Ох, грехи мои тяжкие! Могла бы и забыть про день усекновения главы Иоанна Крестителя!.."

Так листаются писаный и неписаный календари в нашем доме. Всякий день того или иного святого в маминой памяти увязывается с каким-нибудь событием из жизни нашей семьи. Событием иногда радостным, иногда печальным. В день хромого Кирилла, например, отец порезал себе руку серпом. С того дня мама не дает ему даже прикоснуться к этому инструменту, не позволяет выйти с ним и на л обрезку виноградной лозы. В день святого Ильи-пророка мама объявляет, что теперь яблоки могут есть не только дети, но и взрослые. О ребятишках вообще не было речи: относительно садов и огородов для них закон не писан. В Ильин день мама строжайше наказывала, чтобы никто из нас не выходил на работу. Объясняла:

— Святой Илья-пророк и сам защитит наши поля и виноградники. Не даст граду побить их!

Мама была убеждена, что громовые раскаты есть не что иное, как грохот огненной колесницы, на которой катится по небу Илья-пророк. Он-то и мечет молнии, обрушивает на головы грешников град, а на праведников — теплый благодатный дождь. Когда нисходит на землю именно такой дождик, мама улыбается, крестится и шепчет: "Дай-то бог! Слышите, как святой Илья сыплет в наши сусеки кукурузу?!" Но если мама видит, что с неба полетели на землю градинки, то быстро вбегает в сени, хватает топор и вонзает его у порога, сердито ворча: "Опять какой-то нечестивец вышел на работу!"

С годами мама обретала поразительное сходство с бабушкой. И горб на спине, и походка, и сухое потрескивание в суставах, и усиливающаяся ворчливость — все от бабушки. Зубы, только зубы унаследованы ею явно от дедушки. Правда, она не снимала с них камни рашпилем, как это делал ее отец каждую весну, но грецкий орех разгрызала, перекусывала любую нитку, не прибегая к помощи ножниц.

Гляжу на нее издали, и мне кажется, что это не мама, а бабушка вышла из могилы и идет босиком по жесткой, пожухлой траве. Мама задерживается возле каждой могилы и что-то вспоминает. А вспомнить ей есть что. Ведь тут нашла свой вечный покой чуть ли не половина Кукоары, а может быть, даже больше половины. И мама с ее феноменальной памятью удерживает в своей голове всех.

Она не может прочесть надписей на крестах и плитах, но знает наперечет все могилки, безошибочно скажет, чьи они, кто и когда похоронен в них, может во всех подробностях поведать вам о жизни тех, кто нашел тут успокоение.

Ко мне мама подходит тихо, незаметно и сейчас же начинает корить:

— Чего ты так долго возишься тут?

— Я позабыл…

— Что ты забыл? — Я же дала тебе все что нужно!..

— Забыл год рождения… и год смерти…

— Ох, Тоадер!." Ты же торчишь у могилы мош Андрея! Чего ты тут нашел?.. Твоя бабушка совсем в другой стороне!..

На бабушкиной могиле стоял совершенно новый крест. Он был спаян из двух обрезков толстых труб. Совхозные мастера не пожалели металла: видать, им хотелось угодить дедушке. В прошлые годы люди ставили более легкие, деревянные, кресты, чтобы не давили на душу умершего. Они были временные, подлежащие замене. А пока пускай будут легкие. Ведь душа покойника, думал дедушка, первые годы еще выходит из могилы, прогуливается к своему навеки покинутому дому, и грешно придавливать душу, этот мотылек, тяжким крестом, из-под которого ни одна душа не смогла бы выкарабкаться наверх.

Сейчас для сооружения железных крестов появилось материала сколько угодно: на виноградных плантациях металлические столбы-трубы заменялись железобетонными. Специализация, индустриализация, агропромышленные комплексы и объединения решительно меняли облик селений, не обошли они своею милостью и сельские кладбища: век нахрапистого металла проник и за их тихие ограды.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги / Проза