Читаем Подгоряне полностью

Георге Негарэ, подталкивая отца в бок, говорил ему:

— Эх, капитан Костя! Сбросить бы мне десятка два-три годков, я б показал этому хвастунишке Илие!." Помнишь, чай, как я подымал одною рукою две винтовки за концы стволов? И не всей рукой, а только двумя пальцами.

Георге Негарэ говорил сущую правду. Во всей Кукоаре лишь несколько человек могли поднять винтовку, ухватившись за конец ствола, а Негарэ поднимал две, и действительно лишь двумя пальцами. Теперь он приходил на стадион и, кажется, более, чем другие, любовался игрою Унгуряновой мускулатуры. В этот раз он пришел с женою и дочерьми и с грустью человека, у которого молодость осталась где-то далеко позади, смотрел на предохранительные соломенные маты, матрацы и ковры. Да, постарел Георге Негарэ. Печально и нежно глядел он на ребятишек, которые сновали в толпе, кувыркались на травке; какие-то из них уже вцепились, начали борьбу раньше взрослых: а один, сделав сальто-мортале, перепрыгнул через соломенные маты.

Разумеется, на озорников покрикивали, прогоняли их с арены, чтоб не мешали настоящим борцам. Строгий судья (а им был сам председатель сельсовета) носился по стадиону и беспрерывно дудел в свою дудку, отгонял маленьких дьяволят прежде всего от барана: ведь овцы в винодельческом совхозе-заводе тоже становились редкостью, потому-то ребятишки и липли к этому живому кубку, к барану, значит. Один совал ему пучок свежей травы, другой — ку-, сочек хлеба, третий — конфетку, и каждый норовил погладить по шерстке на спине, потрогать мордочку, всяк ласкал как мог. Баран покорно ждал своей участи и был, конечно, грустен; в эту минуту он чем-то напоминал стоявшего неподалеку Георге Негарэ. От жары, от овечьей ли печали, но глаза барана слезились. Что ждет его впереди? Как распорядится его судьбой победитель?..

Те немногие, кто все-таки решил выйти на борьбу, должны были сперва помериться силою между собою и, только таким образом добраться до решающей схватки с главным силачом, то есть с Илие Унгуряну. Оказавшийся положенным на обе лопатки обязан был встать, снять красный пояс, передать его другому бойцу, а сам вернуться к своей обычной одежде.

Основной соперник Илие в этот день отсутствовал: на машине "скорой помощи" он отвозил больного аж в Кишинев. Илие не из тех, кто мог бы обрадоваться такому обстоятельству. Он хотел завоевать свой приз в честной борьбе, а потому и ждал результата схватки последней пары с видом скучающего льва. И глаза его были печально-равнодушны, как у барана, который достанется лишь ему, Илие, и никому другому.

На ковре пыхтели учитель физкультуры и тракторист — последний был из соседнего села, но женился на девушке из Кукоары, построил тут дом и теперь вот решил посостязаться с учителем, который помимо физкультуры преподавал в нашей школе еще и военное дело.

Победил учитель, мучительно-трудно, но победил. Физически тракторист был сильнее его, но техника вольной борьбы была, конечно, на стороне учителя. Побежденный, товарищ Илие по работе в тракторном парке, как бы в недоумении пожал плечами, но пояс снял с себя спокойно и с очевидным удовольствием передал его Илие, подмигнув при этом: "Держи, браток, намни бока этому ученому зазнайке!.. Но все-таки будь внимателен, не дай обмануть себя! Он, учителишка этот, больно уж ловок!"

Толпа волною прихлынула, подступила к самой арене, некоторые чуть было не оказались на ковре. Рев стоял невообразимый. Судья в тщетной попытке водворить тишину и порядок непрерывно то свистел, то дудел в дудку. В шуме и толкотне поначалу никто не обратил внимания на безусого паренька, который вынырнул из толпы и предстал перед Илие.

— Ты что, Колицэ? Не хочешь ли помериться силой с дядей Илие? — снисходительно улыбнулся Унгуряну. — А не рановато ли тебе, малыш? Куда торопишься?

Только теперь стадион выжидательно притих — смелость паренька поразила всех., Георге Негарэ побледнел от страха: отважный юноша был его внуком, приехавшим недавно на каникулы. Но мать героя (а ею была Вика Негарэ) была совершенно спокойна. Глядя на сына, она улыбалась, глаза ее так и светились гордостью за него. Может быть, материнское сердце безошибочно определило, что ничего худого с Колицэ не произойдет? Так оно или не так, но Вика вся была как бы облита солнечной радостью. Женщина средних лет, малость измученная на работе, она была в эту минуту прекрасна, просто красавица, какой не была и в юные свои, самые цветущие лета.

Немигаючи смотрел я то на нее, то на сына и не верил глазам своим. Ведь когда-то я носил на руках этого Колицэ. Удивлялся, какой он легонький. От него пахло материнским молоком.

И вот сосунок стал уже студентом, приехал в родное село на каникулы и добровольно вызвался на борьбу с таким великаном, как Илие Унгуряну!..

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги / Проза