Читаем Подгоряне полностью

На опушке леса Илие завел трактор. Усадив меня рядом с собой в кабине, приказал хорошо держать ведро, чтоб не побить яйца. Трактор вполз в новую, не тронутую еще культиватором дорожку междурядья. Тут Унгуряну спустил на землю лезвия культиватора, которые до этой минуты были поднятыми. Попутно сообщил, что пиво держит в ледяной воде колодца. Но чтобы даром не жечь горючего, он, Илие, пройдет до конца этот рядок, и мы окажемся как раз рядом с колодцем.

За трактором поднялось облачко пыли. Оно оставалось позади, а трактор шустро катился вперед. Я удивлялся, как это Илие при такой бешеной скорости мог держать машину на правильной линии. Зажавши ведро между ног, я с великим трудом удерживал его в неподвижности.

— У нас сейчас отличные трактора. Дают не меньше пятнадцати километров в час. Теперь-то я еду потише, чтоб не побить яички в ведре!..

— Ничего себе "потише"! — вырвалось у меня, потому что я не успевал считать бетонные столбы, поддерживающие виноградную лозу. Они действительно мелькали, как спицы в колесе. Меня удивляла скорость трактора, но еще больше то, что не было прицепщиков. Их работу теперь выполняла автоматика.

Поглядывая за ее действиями через заднее окошечко кабины, я не мог налюбоваться ими. Один трактор Илие Унгуряну (других не было видно) носился из конца в конец по неоглядному пространству, по зеленому океану виноградников и управлялся с огромной работой. Были, очевидно, и другие такие же тракторы, но они находились на иных плантациях.

— Вот теперь, после прополки, хорошенького бы дождичка! — размечтался Илие Унгуряну. — Вот тогда бы мы показали тем дымарям из Чулука!.. Ведь наш совхоз соревнуется с ихним. В прошлом году мы их победили по винограду.

Надеюсь, что и в нынешнем утрем им нос! Чтоб особенно-то не задавались!

Во время работы большую часть времени Илие приходилось молчать. Тут, у колодца, он мог отвести душу, дать волю своему языку. Там, за рулем трактора, он весь как-то напружинивался и был похож на орла, высматривающего дичь. Теперь мог расслабиться. Словесный поток так и хлестал из него.

Поговорив о дожде и своих настоящих и будущих победах над "дымарями" из Чулука, Илие принялся хвалить воду из этого колодца, хотя любой разумный человек мог раскритиковать это сооружение в пух и прах. Что, впрочем, и делал почтальон бадица Василе Суфлецелу.

Колодец мало походил на колодец. Он скорее напоминал памятник, возведенный среди виноградных массивов. "У других такого колодца нет!" — мог сказать руководитель хозяйства. Те же слова с таким же основанием и правом мог произнести директор другого, третьего, четвертого совхозов, потому что все старались перещеголять друг друга в архитектурном оформлении источников.

На огромных пространствах молдавских угодий можно увидеть колодцы с винтообразной жердиной в виде журавлиной ноги, колодцы в форме старинной крепости или винодельческого пресса и еще более причудливые. Есть колодцы-терема, колодцы-избушки на курьих ножках. И воздвигнуты эти дорогостоящие памятники вдали от дорог и тропинок. Красивы, ничего не скажешь! Но красота их не подкреплена целесообразностью. Народ привык видеть подобные сооружения возле дорог, где, как говаривалось прежде, конный и пеший могли остановиться и утолить жажду. Рылись колодцы обычно и на каком-нибудь плоскогорье, на лугах, на выгоне, куда пригонялся скот на водопой. Тут и пастух мог умыться, освежить лицо.

Если бы Илие не привез меня сюда на своем тракторе, я бы и не знал о существовании этого колодца, хотя в прежние времена исходил эти поля вдоль и поперек, помнил даже, где заяц устраивает свою лежку. Теперь стоял и дивился художественному творению, сокрытому от людских взоров. Можно без малейшего преувеличения сказать, что колодец этот был не что иное, как настоящее произведение прикладного искусства. Оно сделано мастером, или мастерами, в виде гайдуцкой винокурни с крышей из оцинкованной жести, с металлическим петушком на коньке, с прессовым дубовым столом вместо скамейки. Половинки бочонков исполняли обязанности стульев. Не хватало разве что античных статуй и медвежьих шкур у ног. Сам колодец был окружен забором в виде крепостной стены, хотя сделан был из легкого, искусного сплетения гибких прутьев. На концах столбиков, вокруг которых вились прутья, торчали глиняные горшки и кувшины. Цветы за крепостью оставались девственно-нетронутыми, как во дворе давно покинутого музея. Схваченные глазом все сразу, придумки эти должны были создать у тебя иллюзию, что ты находишься во дворе средневекового лесного жителя, А в самом колодце в далекую ту пору могли храниться и клады, о которых мечтал бадица Василе Суфлецелу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги / Проза