Это случилось прошлой весной на «Звуках Пьюджет»: во время нашего более или менее регулярного блока, посвященного садоводству, позвонил парень, которому якобы нужен был совет, а затем принялся задавать Паломе и ее гостье тщательно продуманные вопросы о брюкве, перемежавшиеся длинными глубокими вдохами.
– Могу поклясться, что слышала звук ширинки, – говорю я.
– Не хочу шеймить чьи-либо кинки, но… – говорит Рути. – Надеюсь, он просто собирался посрать.
Мы все еще смеемся, когда мой телефон вибрирует от сообщения, присланного Кентом.
Можешь зайти ко мне завтра утром с Домом?
Я смотрю на сообщение с прищуром.
Я показываю им сообщение.
– Кент хочет завтра с нами поговорить.
– О звонке? – говорит Доминик.
– Вероятно. – Поскольку у Рути нет причин думать, что мы запаникуем, если кто-то обнаружит правду, я добавляю: – Он просто хочет убедиться, что нас это не потревожило.
Глаза Доминика на секунду встречаются с моими над головой Рути. Странно быть с ним вместе на одной стороне, в одной команде. В наших общих интересах, чтобы все получилось. В наших общих интересах не проебать передачу.
– Мне пора домой, – говорит он. – Сегодня у меня ужин с родителями.
Я пытаюсь проанализировать его интонацию, понять, какие именно у него отношения с родителями. Но он говорит это небрежно, лицо тоже ничего не выдает. Мы обмениваемся прощаниями, он платит по счету, и я наблюдаю за тем, как он выскальзывает из бара с курьерской сумкой, болтающейся у бедра.
– Немного погано, что Кент написал тебе и не написал Доминику, – говорит Рути.
– Тоже так думаешь? – спрашиваю я, благодарная ей за то, что могу оторвать глаза от Доминика. Когда он уходит, я снова могу дышать.
Рути понимает. Конечно же она понимает.
– Как будто у Доминика есть пенис, а у тебя нет. То есть… прости. Не стоило мне этого говорить.
– Но это правда. Кент обожает выбирать любимчиков, и большинство из них – парни, – говорю я, пожимая плечами, хотя меня радует, что кто-то еще это заметил.
– Но с передачей все в порядке? За исключением Джона из Саут-Лейк-Юнион?
Не считая моего соведущего – да.
– Все на удивление хорошо. Мне нравится быть в эфире. Как только мне удалось свыкнуться с собственным голосом, все пошло как по маслу. Наверное, немного странно слышать, что мне нравится говорить, потому что это не то, что приходит в голову при случайной встрече, но… – Я делаю паузу, пытаясь понять, как мне облечь это в слова. – Мне нравится контролировать разговор и налаживать связь с публикой, слушать их истории. Есть в этом что-то невероятное. Плюс в этом месяце в магистерской банке накопилось почти пятьдесят долларов, и мне нравится выкачивать деньги со счета Доминика. – Я делаю паузу, чтобы прикинуть, готова ли рассказать ей. – А еще у меня появилась идея. Я хочу сделать выпуск, посвященный горю.
Я объясняю его концепцию Рути. Прошлым вечером мы поговорили о нем с мамой по телефону, и она согласилась поучаствовать, но только в том случае, если я буду рядом. Я ответила ей, что не представляю другого места для того, чтобы выслушать эту историю.
– Да, – сразу же выпаливает Рути. – Я за. Нужно обсудить все с Кентом, поскольку это немного отличается от того, что мы обычно делаем, но одна лишь мысль об этом разрывает мне сердце и собирает его заново.
– Я ведь тебе говорила, что ты мой любимый продюсер?
– Недостаточно часто, – говорит она. – Если честно, я все еще не могу поверить, что продюсирую собственное шоу. Не думала, что буду этим заниматься в двадцать пять. – Она протягивает руку через небольшой стол и накрывает мою ладонь своей. – Серьезно, Шай. Спасибо. Кент мог уволить меня, но я знаю, что ты за меня боролась.
– Не то чтобы боролась, – говорю я. – Об этом даже вопрос не стоял. Я знала, что возьмусь за передачу только с тобой.
– Хватит, я сейчас заплачу! – Она делает еще один глоток и просит бармена повторить.
Тем временем я перелопачиваю мозг, пытаясь вспомнить, проводили ли мы с Рути время наедине.
Нет.
– А как ты попала на радио? – спрашиваю я, внезапно заинтересовавшись.