Подкаст бывших

– Он летает! Он ловит плохих парней! Он спасает кошек с высоких деревьев! – говорит он драматическим голосом новостного диктора, а затем делает паузу. – Что ж. А у тебя какое оправдание? Почему ты записываешь передачу о фиктивных отношениях, вместо того чтобы по-настоящему с кем-нибудь встречаться?

– Мне нелегко это признать, но… я легко привязываюсь. Очень быстро. – Я протягиваю руку в надежде, что Стив позволит мне себя погладить, пока я рассказываю эту историю, но, по всей видимости, Доминик чешет лучше. – Я первой признавалась в любви всем своим бывшим и делала это слишком рано. Они пугались и сбегали.

– И ты каждый раз говорила это всерьез?

Тут я медлю.

– Да, наверное. Я никогда это не анализировала.

Я не рассказываю ему о своем самом большом страхе: о том, что я по-настоящему не любила никого из них. Что я так сильно хотела чего-то еще, помимо небольшой семьи из меня и моей матери, что готова была согласиться на что угодно – даже если время и человек были неподходящими. Я так сильно жаждала услышать три заветных слова, что вынуждала себя произнести их, надеясь услышать то же самое в ответ.

– Поэтому я уже долгое время не встречаюсь ни с кем. Сильно изматывает, когда отдаешь человеку так много, а взамен не получаешь ничего.

– Но это не так уж плохо, – говорит он. – Это сложно, да, но это не какая-то смертельная ошибка.

– Как раз ею и были все мои признания.

– Тогда, видимо, ты еще не нашла нужного человека.

Мы сидим в тишине пару минут, и я почти не ощущаю неловкости. Поэтому неудивительно, что я решаю все испортить.

– Я собиралась спросить еще кое о чем, но не хотела показаться нескромной.

– Сомневаюсь, что после всего, что мы уже обсудили, вопросы могут стать более нескромными, поэтому задавай. – Он делает отмашку бутылкой сидра.

– Ты встречался только с Миа. – Я прикусываю нижнюю губу, спрашивая себя, пожалею ли об этом. – А спал… ты тоже только с ней?

Он кивает, и щеки заливаются румянцем. Внезапно он выглядит ровно на свои двадцать четыре и не месяцем больше.

– А ты? – спрашивает он, отпивая сидр. – У тебя какой… послужной список? Так ведь говорят? Послужной список?

– Не знаю, кто так говорит, но да, наверное. – Я пробегаюсь по списку в голове. – Семь.

– А, – говорит он. Его брови прямые, а выражение лица невозможно понять.

– А как же вся эта бравада, – говорю я. – Как ты рассказывал в прямом эфире о своей «необузданной сексуальной энергии». – Ну, разумеется, точная цитата не отпечаталась у меня в мозгу.

Он отмахивается.

– Об этом легко врать, когда у людей есть определенные ожидания того, как мужчины должны говорить о сексе.

– Но «люди» отвратительны. Я бы тебя не осудила. Клянусь. Твой музыкальный вкус – да, но послужной список… точно нет.

– Я это ценю.

Я качаю головой, все еще пытаясь осмыслить это.

– Честно говоря, я какое-то время думала, что ты бабник.

– Секс много для меня значит, – говорит он, откидываясь на диване, словно он уже проще относится к теме разговора, чем пятнадцать минут назад. – Не думаю, что смог бы заниматься им на случайной основе. Может быть, это потому, что я спал только с одним человеком, но я не знаю, смог ли бы заняться сексом без близости и интимности.

Температура в комнате подскакивает. Он не отводит взгляд, а слова тяжело опускаются между нами. Близость. Шмяк. Интимность. Шмяк. В моей голове слова «близость» и «интимность» переводятся как «томные поцелуи» и «удовольствие, растянутое до предела, пока не оборвется». Медленное, мучительное и приносящее удовлетворение. Я слышу сладкий запах сидра, который он выдыхает. Я едва помню его губы, и это лишь усиливает мое желание поцеловать его еще раз. Каким будет их прикосновение к моей ключице, горлу, у меня за ухом?

Нет.

Я ставлю тарелку на кофейный столик и плотно скрещиваю ноги. Когда я наконец говорю, в горле сухо.

– Это, должно быть… приятно.

– А у тебя разве не так?

Нет. Ни с Трентом (моим последним бывшим), ни с Армандом (парнем, с которым я встречалась до него) и уж точно не с Дэвидом (моим первым). Секс всегда напоминал… не то чтобы сделку, но он и близко не был похож на то мощное эмоциональное переживание, о котором говорит Доминик.

Здесь слишком жарко. Выключу-ка я перед сном термостат.

– Думаю, для одного вечера мы были достаточно честными, – говорю я.

Краешек его рта образует улыбку. Снова эта ямочка.

– Но разве мы не должны узнавать друг друга лучше?

Только не так. Не в ситуации, когда я представляю, как Доминик занимается с кем-нибудь сексом. Возможно, снежным вечером при свечах в хижине вдали от людей.

– Да, – говорю я, вставая с кресла и направляясь на кухню. – Мне страшно любопытно, как ты моешь посуду.

20

Пока мы чистим зубы, Доминик смотрит на меня в зеркале сверху вниз. Ванная на втором этаже слишком тесная, поэтому, наклонившись, чтобы выплюнуть пасту, мы ударяемся локтями.

– Я в деталях передам Кенту, как ты выплевываешь зубную пасту, – говорю я.

– Замечательно. – Он кладет щетку в косметичку. – Кажется, я ни разу не видел тебя без очков, – говорит он моему отражению, и я сразу же смущаюсь.