Подкидыш

Ивасик страдал, как страдают родители, о детях которых говорят, что они избалованы и невоспитаны.

—  А вдруг, наоборот, сробеет перед публикой? — сомне­вались циркачи.

—  В том-то и дело, что он непредсказуем,— отзывались другие.

—  Глеб, они говорят, Завря непредсказуем,— что это та­кое? — тихо спрашивал Ивасик.

—  А ихние звери предсказуемы? — отвечал вместо Глеба обиженный Вова.

—  Звери предсказуемы,— объяснял Глеб.— Потому что их программа построена на выработке рефлексов. Но чем выше развит мозг, тем сложнее поведение и труднее точное пред­сказание.

—  Если бы их животные были бы уж так точно предска­зуемы, для них, наверно, не делали бы таких оград,— ворчал Вова.— А циркачи! Почему они так уж в своих циркачах уве­рены? Они что, тоже на рефлексах, как звери, что ли?

—  У артистов цирка,— отвечал Глеб,— дисциплина и кол- ле-кти-визм. Нужно быть сумасшедшим, безумным, чтобы на­рушить программу.

—  Тебя что-то не поймешь,— проворчал Вова,— то, чтобы нарушить программу, надо быть сильно развитым, то, наобо­рот, сумасшедшим.

—  Я читал в какой-то книжке у Глеба,— вдруг вмешался Ивасик, который обычно в «научных» спорах участия не

принимал,— что если, как ее, теорема, что ли, нет, теория не очень сумасшедшая, то, может, и неправильная.

— Не сумасшедшая, а безумная,— поправил Глеб.— Это о физике. А цирк — не сумасшедший дом и не Академия наук.

Но Сергеев, хоть и говорил о неукротимом нраве Заври, до­верял ему, кажется, больше, чем они, приемные родители. Он доверил Завре даже группу змей, с которыми вообще ра­ботал только сам, без ассистентов. И голубей доверил.

Дело в том, что животные прекрасно слушались Заврю, хотя он и говорил с ними не на языке дрессировщика, а своим шипением, щелканьем и свистом. Сергеев наблюдал с удивле­нием, и это очень обнадеживало Глеба, который согласно кивал, когда Сергеев строил планы, как бы и куда повезти Заврю на серьезное обследование, потому что Сергеев призна­вал, что даже для него, серьезно изучавшего зоопсихологию, или попросту говоря, психологию животных, Завря удивителен и необъясним.

ГОЛУБИ В КУБЕ

Очень нервничали они все перед премьерой. Кроме Заври. Ивасика и Лилю взяли ассистентами Сергеева. Но ведь они еще ничего не умели — даже Лиля. А когда на сцене были хищники, их вообще отгоняли в проход. Собственно, они были ассистентами не Сергеева, а Заври — они нужны были на край­ний случай. Но ведь и непонятно было, когда уже нужно вме­шиваться. Завря часто придумывал во время репетиции что- нибудь новое, и Лиля с Ивасиком были как на иголках: нарушение это программы или нет? Глеб, который считал себя, хоть и сидел в зале, главным объяснителем да и руководи­телем, громким шепотом вразумлял их:

— Это не нарушение — это импровизация!

И вот наступил день премьеры. Афиши были вывешены за неделю, и на них был изображен Завря рядом с Сергеевым и дрессированными животными. У афиш останавливались,

спорили, что это за зверь — Завря. Даже в часы пик в транс­порте говорили о новой цирковой программе — что знаме­нитый Сергеев придумал что-то особенное, невероятное. Уже за три дня до премьеры билетов в кассах не оставалось. Было написано: «АНШЛАГ».

За пятнадцать минут до начала представления Дирк был полон. Все спешили занять места. Все боялись пропустить момент появления необыкновенного артиста. Наконец вспых­нули прожекторы, направленные на проход от кулис к арене и на саму сцену. Заиграл оркестр, и вдруг сквозь музыку по­слышался свист. Глеб, сидевший с Вовой в публике, весь подо­брался, но нет, кажется, ничего: свист не вносил разлад в музыку, он как-то ловко в нее вплетался.

Начался парад — всё, как обычно, только рядом с артис­тами, обгоняя их, а иногда вскакивая на парапет, бежал Зав­ря, изображая всех и каждого: гимнасток, идущих упругим шагом, гимнастов, кувыркающихся на ходу, даже слона, дви­жущегося вперевалочку. Зал хохотал и аплодировал, и сквозь этот смех слышался пронзительный свист-смех самого Заври. Кто-то из мальчишек в зале свистнул в ответ. Завря откликнул­ся точно таким свистом. И покатились вперемешку аплодис­менты, смех, свист. Вдобавок Завря то и дело соскакивал с парапета, подбегал к особенно понравившимся ему свистунам и обнимал их — особенно горячо тех, кто в испуге от этих объятий визжал. Так что, когда к аплодисментам, смеху и свисту прибавился визг, это уже было настоящее столпотво­рение. Ребята Гвилизовы были как на иголках: не пора ли вмешиваться? Но вот артисты, заканчивая парад, двинулись за кулисы, и Завря бросился за ними.

Да, никогда не думали Ивасик, Лиля и Глеб, что будут так волноваться за своего воспитанника. Но Сергеев, хотя тоже был настороже, считал, что все идет как надо.

На квадратном турнике вертелись и перескакивали гим­насты. Едва они заканчивали, к турнику бросался Завря и кру­тился на своих коротких ручках и, крутанувшись, вспрыги­вал на перекладину и бежал по ней, и будто бы сваливался, и даже хвостом пытался цепляться, хотя хвост его совсем не

был приспособлен для этого, а потом все же взбирался на тур­ник и снова бежал поверху.