Подкидыш (СИ)

— Ты… Нет, ничего… — мотает головой, усмехается так блекло, как призрак, и делает еще шаг назад. Знает, что мог бы попросить то, чего хочется, но не может… Чувствует, что просто морально не выдержит, когда Тор начнет снова на него кричать.

— Я не собираюсь бегать за тобой, как нянька. Говори, что хотел, — он стоит, смотрит. Выражение лица немного смягчается. Понимает, что мальчишке действительно плохо. Понимает и успокаивается.

Они оба всего лишь дети.

— Ты… Ты не мог бы разжечь камин… пожалуйста. Я просто немного замерз. А если пойду в душ, то, наверное, заболею, и… — хмурится, утыкается взглядом в пол. Прямо чувствует, как «брат» уже открывает рот, чтобы послать его куда подальше…

— Иди в гостиную. Я сейчас приду, — развернувшись, он продолжает заниматься какими-то своими делами.

Локи замирает, кивает и уходит. Остановившись рядом с диваном, долго смотрит на него. Думает.

— Что застыл? Уснул, что ли?.. — Тор подходит к камину и присаживается около него на корточки. Вытаскивает спички.

— А тебе не нужно принести поленья или… — мальчишка шмыгает носом, смотрит, как пламя начинает разгораться.

— Нет, мама всегда, когда использует камин, оставляет в нем новые поленья вместо сгоревших, — парень проходит мимо него, но даже не смотрит, еле не задевает плечом.

— Спасибо… — Локи чуть шугается, медленно оборачивается, но сзади уже никого нет. Он пожимает плечами. Ловит себя на мысли, что не должен так часто благодарить этого злюку-колюку, но только мотает головой. Сил нет, да и разводить мысли на такие «глубокие темы братских взаимоотношений» — это далеко не то, что ему сейчас нужно. Совсем-совсем не то.

Сделав несколько шагов к камину, опускается в полуметре от него на пол, кладёт вокруг себя одеяло. Его ноги складываются в неправильную позу лотоса, а дрожащие ладошки тянутся к теплым языкам пламени.

Он вздрагивает. Наклоняет голову, утирая заслезившиеся глаза о футболку на здоровом плече, и глубоко дышит. Тепло ласкает, пробирается под его тонкую как пергамент кожу, разгоняет кровь в венах.

Он мягко ломано улыбается. Подползает самую чуточку ближе.

Когда он был маленьким, и мама забирала его с собой в Денвер в горы на каникулы, они всегда любили сидеть вдвоем перед камином в ее горнолыжном домике и слушать шепот огня, выкрики медленно сжираемых им поленьев…

Она каждый раз рассказывала ему какие-то невероятные истории о далеких мирах, богах и людях, их подвигах, о героях и злодеях… Она зарывалась в его рыжие, как лисий мех, волосы, и дышала им.

« — Зачем ты так делаешь?.. Это же странно… — ему щекотно, он улыбается.

— Тебе разве не приятно?.. — она вскидывает брови, прижимает мальчонку сильнее.

— Наоборот. Так мне кажется, что ты любишь меня так сильно, будто никогданикогда не сможешь расстаться со мной… — хмурится, сосредоточившись на этой странной мысли.

— Так и есть, Локи. Я люблю тебя больше жизни… — она прячет глаза и снова глубоко вдыхает.»

Тогда еще его волосы были рыжими. После смерти матери он вылил себе на голову целый тюбик черной, как ночь, найденной в ванне краски.

Ему было шесть, и не то чтобы смерть матери стала травмой его детства. Ему было шесть, и он не пытался быть аккуратным, размазывая ладошками краску по голове.

Все друзья над ним смеялись. Придумывали ему клички от «черныша» до «хамелеона». У него потом еще несколько месяцев были черными ладони, затылок и кончики ушей…

Но зато больше никто не зарывался носом ему в волосы. Его запах был только для его матери.

Пальцы чуть жжёт. Он отводит руки назад, дотягивается до покрывала и накидывает его на себя. Прикрывает глаза.

Дерево похрустывает громко. Мягко. Как только что выпавший снег в горах…

Мама везет его на санках, смеётся. Её бледные щеки укрывает румянец. Локи смеётся тоже. Неловко чуть наклоняется вбок, санки переворачиваются и, протащив его почти метр, позволяют вдоволь наесться снега.

« — Локи?! Ты в порядке?..»

Она бежит к нему, вытаскивает из завалов, просто невероятно огромных куч снега и смотрит. Внимательно.

Он смеётся, кидает в нее немного кривым снежком. Его щеки тоже укрывает румянец, а глаза блестят так ярко, как было только в детстве.

Он счастлив.

Когда перестрелка заканчивается, он заваливает маму в снег. Садится ей на живот и, сняв варежки с рисунком лошадки, аккуратно заправляет черные, как ночь, пряди назад под шапку.

« — Ты такой заботливый, Локи.»

Его волосы-огонь достались ему от отца. Бледная кожа и слабое здоровье — от матери. А вот глаза его собственные. Ни у кого таких не было.

Снег под ее ногами хрустит. Его, снега, шепот похож на шепот поленьев в гостиной чужого дома в совершенно чужом штате. В чужом мире?..

Он трёт прикрытые глаза, вздыхает. Он согрелся. Мелко улыбается.

Распахнув веки, шмыгает носом. Чешет его.

Глаза засматриваются на шальные языки пламени. Как они взвиваются, опадают, умирая… Как возрождаются, истинно феникс… Хотя нет. Они — основа. Феникс уже позже…

И может он тоже мог бы. Мог бы стать фениксом?.. А потом найти свою маму, замерзшую где-то в недрах сугробов, под завалами, в горах Денвера, и научить ее быть фениксом тоже?..