Подкова на счастье

В Лондоне, узнав, что русские привезли скаковых лошадей, на теплоход нагрянула вся таможня — Англию не зря называют «страной скачек».

Сначала на берег вывели Сириуса. Это был неописуемой красоты жеребец. К тому же задавака и позёр. Чувствуя всеобщее внимание, он играл на публику: гневно тряс гривой, бил копытом, грыз удила. Одним словом, «из ушей дым валит, из ноздрей — пламя».

Над толпой пролетел восторженный полувздох — полустон: «О-о-о!..»

Потом вышла прелестница Земфира. Тут уж знатоки умилённо зачмокали губами, заулыбались, зашушукались.

И, наконец, Никита вывел Патрика.

- А это что такое? Какая порода? — послышалось со всех сторон. — Лоб — как у барана. Губа отвисла… Зачем они притащили это чучело? Разве его можно даже рядом ставить с нашими конями?

Услышав такие речи, Никита и Патрик переглянулись.

- Ничего, будут их скакуны нашу пыль глотать, — усмехнувшись, сказал кентавр.

И вдруг где-то сбоку- вспыхнул блиц фотоаппарата, Зеленков повернулся и увидел стройного, светловолосого парня, стоявшего рядом с шикарным спортивным автомобилем. Глаза его сияли от восторга, руки дрожали. Он не отрывал глаз от Патрика. Затем перевёл взгляд на Никиту и как-то многозначительно, злорадно ухмыльнулся.

Лондон жил в ожидании больших скачек. У конюшен появились «жучки» — эта порода известна на всех ипподромах мира. Они шныряют между специалистами, прислушиваются, вынюхивают, выясняют шансы.

Жокей выигрывает, когда приходит к финишу первым. «Жучок» выигрывает, если угадает победителя и сделает на него ставку. Особенно важно вычислить «тёмную лошадку» — неизвестную, не фаворита, которая побеждает неожиданно. Тут уж готовь карман пошире! Деньги потекут рекой…

Каждое утро Никита выводил Патрика на проминку. Кентавру нравились прогулки. Голубоватый парок клубился над полем, вдали виднелся Виндзорский замок, радовала глаз нарядная «королевская ложа».

Патрик присматривался к дистанции, изредка переходил на лёгкий аллюр, как бы примеряясь к дорожке.

Иногда, казалось, прямо из-под земли появлялась особая фигура с неизменной тросточкой. Зрачки горят, в кулаке зажат секундомер.

- Простите, сэр, вы не скажете, какая резвость на круге у вашего крэка[2]?

- Извините, сэр, это служебная тайна, — вежливо отвечал Никита.

— Я вас понимаю, сэр… — печально отвечал английский «жучок» и тут же исчезал.

А через несколько сот метров невесть откуда возникал новый, и вся сцена повторялась.

И вот наконец настал долгожданный день. С утра на конюшне собрались все заинтересованные лица. Дед ещё раз проверил Патрику копыта, нет ли на них трещин, втирал в мышцы ног специальные мази. Жокей Иван Петрович, голодный, злой — уже месяц он сидел на диете, с позеленевшим лицом бродил вдоль стойла, а за ним по пятам следовал тренер и всё долбил, долбил:

— Главное, не просидись на старте. На последней прямой будешь делать посыл — хлещи, не жалей! А то всё миндальничаешь с Патриком, как с барышней!

Один кентавр был спокоен. Он ел свою малую (скаковую) порцию овса, болтая с Никитой.

- Как настроение?

- Знаешь, я так за тебя волнуюсь.

- Ох, какие же вы нервные существа. Допустим, приду вторым. Ну и что? И-го-го… Главное — не победа, главное — участие.

- Слышал бы тебя сейчас Никодим Сергеевич.

— Ты этого карьериста даже близко ко мне не подводи, а то я его лягну.

Сквозь стены стал доноситься густой гул многотысячной толпы. Грянули оркестры.

- Всё! — воскликнул тренер. — Через полчаса церемониальный выход! Седлай, Никита!

Петрович совсем посерел и, путаясь в рукавах, стал надевать свой алый камзол.

Открылась дверь — ослепительный солнечный свет ворвался в полумрак конюшни. Появился Маршал (так называется эта должность) в огромном, лоснящемся цилиндре. Зычным голосом провозгласил:

— Ваш черёд, джентльмены!

- Ну, с Богом! — сказал дед.

Зеленков повёл Патрика на манеж.

— А-а-а!.. О-о-о!.. У-у-у!.. — Проплывают пёстрые трибуны. Зонтики, экзотические шляпки, галстуки… Запахи дорогих духов, сигар…

У барьера Никита неожиданно замечает того высокого юношу, который внимательно рассматривал Патрика в порту. На нём белый элегантный костюм, в руках — бинокль и программка.

— Привет, Зеленков! — кричит он. — Я за вас… Я всё понял!

«Откуда он мою фамилию знает?» — тревожно подумал мальчик.

Призывно звучит колокол: на старт! на старт!

Дед и тренер, подхватив под локти, выводят жокея. Ноги его уже не держат. Но, уцепившись за стремя, он вдруг встряхивается, оживает прямо на глазах.

— Ну как? — нагнувшись к Никите, с надеждой спрашивает, Петрович.

— Не дёргай только. Он сам всё сделает. Крепче держись в седле.

Жокей кивнул: дескать, понял, так и сделаю. Потрепал Патрика по шее. Поцеловал между ушей.

Подъехала стартовая машина — каждая лошадь попадает в отдельную узкую кабинку. Напряжение достигло высшего предела. Притихла публика.

И вдруг!.. Словно лопнула струна — дверцы открываются: «Пошёл! Пошёл! Пошёл!»

Лавина копыт. Хрип, крик, рокот…