Подкрутка

– Это новый способ спрашивать, что я буду пить?

– Нет. – Они продолжали сверлить друг друга взглядами. Бармен положил ладони на стойку. – Для копа ты слишком симпатичная. И для клиентки этой помойной ямы – тоже.

– Хм, ну спасибо, – откликнулась Эсперанса. – А ты…

– Хэл, – произнес он. – Хозяин помойной ямы.

– Привет, Хэл!

– Привет! Так какого черта тебе нужно?

– Хочу купить немного дури, – соврала она.

– Нет. – Бармен покачал головой, – Тогда бы ты пошла к своим друзьям латиносам. Без обид, но вы всегда покупаете у своих. – Он перегнулся через стойку. В голове у Эсперансы мелькнула мысль, не сосватать ли его Дылде Синди. Она обожает больших байкеров. – Давай без базара, детка. Что тебе надо?

Эсперанса решила действовать напрямик.

– Я ищу одного оборванца по имени Тито. Все зовут его Тит. Тощий, с бритой головой…

– Да, да, вероятно, я его знаю. Сколько?

– Пятьдесят баксов.

Хэл фыркнул:

– Хочешь, чтобы я продал своего клиента за полсотни баксов?

– Сотня.

– Сто пятьдесят. И то лишь потому, что этот вонючий кусок дерьма задолжал мне деньги.

– Идет.

– Покажи баксы.

Эсперанса вытащила из кошелька пару банкнот. Хэл потянулся к ним, но она отдернула руку.

– Ты первый, – сказала она.

– Я не знаю, где он живет, – проговорил бармен. – Он и его вшивые приятели являются сюда каждый вечер, кроме среды и субботы.

– Почему кроме среды и субботы?

– Откуда мне знать, черт возьми? Может, ждут финала недельной лотереи или посещают мессу. Или встают в круг и орут как ненормальные: «Хай Гитлер! Хай Гитлер!» Мне-то что до этого?

– Как его настоящее имя?

– Понятия не имею.

Эсперанса оглядела бар.

– Тут есть кто-нибудь из его ребят?

– Нет, – ответил Хэл. – Тит всегда приходит со своей дерьмовой командой, и уходят они тоже вместе. Ни с кем здесь больше не общаются. Для них это verboten.[39]

– Похоже, он тебе не очень нравится.

– Тупоголовый панк. И его друзья тоже. Ублюдки с полным отсутствием мозгов, вымещающие свою злобу на других.

– Тогда почему ты позволяешь им сюда ходить?

– Потому что, в отличие от них, я знаю, что мы живем в Штатах. Здесь можно делать что угодно. Каждому найдется место. Черным, белым, латиносам, япошкам – кому угодно. Даже безмозглым панкам.

Эсперанса едва удержалась от улыбки. Терпимость иногда прячется в самых неожиданных местах.

– Что еще?

– Это все, что мне известно. Сегодня субботний вечер. Они появятся завтра.

– Ладно, – сказала Эсперанса. Она разорвала банкноты пополам. – Другую половину получишь завтра.

Хэл протянул ручищу и схватил девушку за предплечье:

– Ты тут не умничай, красотка! Я могу только свистнуть, и тебя через пять секунд растянут на бильярдном столе. Сто пятьдесят баксов ты мне дашь сейчас. А потом разорвешь еще сотню, чтобы заткнуть мне рот. Понятно?

У Эсперансы бешено заколотилось сердце. Она протянула ему оставшуюся половину банкноты. Достала еще сотню, разорвала и протянула половину бармену.

– А теперь убирайся, цыпочка. Немедленно.

Глава 20

На сегодняшний вечер они уже сделали все, что планировали. Пытаться проникнуть в особняк Сквайрсов было бы по меньшей мере глупо. Болитар не мог ни позвонить, ни как-то иначе связаться с Колдренами. Искать вдову Ллойда Реннарта тоже поздно. Не говоря уже о том – хотя с этого надо было начинать, – что Майрон смертельно устал.

Поэтому он провел остаток вечера в домике для гостей в компании двух своих лучших друзей. Майрон, Уин и Эсперанса улеглись каждый на своем диванчике в шортах и футболках, обложившись мягкими подушками. Майрон в огромных количествах пил «Йо-Хо», Эсперанса усердно налегала на диетическую колу, а Уин старался не отставать от них, прикладываясь к крепкому пиву. Пиршество дополняли кукурузные и картофельные чипсы, подсоленные крендельки и доставленная пицца. Свет они выключили. В углу работал широкоэкранный телевизор. Уин накануне записал все эпизоды сериала «Старая чета», сейчас шла четвертая серия. Майрон всегда думал, что одно из главных достоинств «Старой четы» – стабильность. В ней не было ни одного слабого эпизода, а многие ли сериалы могут этим похвастаться?

Майрон отхватил большой кусок пиццы. После первой встречи с Колдренами он почти не спал (впрочем, это произошло только вчера). Мозги у него кипели, а нервы стонали как расстроенное пианино. Общение с Уином и Эсперансой при голубоватом свете телевизора действовало успокаивающе.

– Нет, не может быть, – покачал головой Уин.

– Полная чушь, – поддакнула Эсперанса, срывая пробку с очередной бутылки.

– Да я вам говорю, – убеждал их Майрон. – Джек Клагман носит парик.

Уин был тверд как скала.

– Оскар Мэдисон никогда не носил парик. Слышишь – никогда! Феликс – вероятно, но Оскар? Нет.

– У него накладка, – возразил Майрон.

– Ты имеешь в виду последний эпизод, – вмешалась Эсперанса. – Там, где играл Говард-Козелл?

– Верно, – кивнул Уин и щелкнул пальцами. – Говард-Козелл. У него был парик.

Майрон устало возвел глаза к потолку:

– При чем тут Говард-Козелл? Я что, не знаю разницы между Говардом-Козеллом и Джеком Клагманом? Говорю вам – у Клагмана накладные волосы.