- Господин, нет у меня никакого манускрипта! Клянусь - не видел я в глаза никакого Айвенго и писулек его не брал!
Буагильбер раздраженно пнул еврея под ребра:
- Врешь, собака! Не зли меня - у меня свои методы развязывать языки строптивцам. Цепи там всякие, клещи, дыбы опять же... Будешь вопить, как свинья недорезанная, покуда не расколешься. Оно тебе надо?
- Отец, не лги ему! - с жаром воскликнула Ревекка, кидаясь на защиту Исаака. – Мне пришлось сказать храмовнику правду, иначе он убил бы раненого Айвенго!
Исаак, кряхтя, поднялся с колен и затравленно уставился на храмовника. Тот, сузив глаза, процедил:
- Так и быть, отпущу я тебя подобру-поздорову. Более того - верну тебе твою красотку-дочурку целой и невредимой. Но при одном условии. Ты сейчас пойдешь в свой Йорк, заберешь из заначки этот проклятый манускрипт, что оставил тебе Уилфред. И принесешь его мне. Идет?
У Исаака отвисла челюсть. Он ошарашенно переводил взгляд с Буагильбера на Ревекку и обратно, не в силах вымолвить ни слова.
- Ну? - нетерпеливо рявкнул Бриан. - Чего молчишь, старый хрен? Мозгами раскинь - такой шанс выпадает. Я ж не прошу продать душу дьяволу - всего лишь какую-то писульку украденную отдать. А в награду - жизнь и свободу вам обоим дарую. По рукам?
Исаак заколебался. Страшно было подумать, что сотворят с ним тамплиеры, если он не подчинится. А с другой стороны - как можно предать доверие Уилфреда и короля? Этот манускрипт - не просто клочок пергамента, это ключ к чему-то очень важному, возможно, судьбоносному для всей Англии! Нет, ни за что на свете нельзя отдавать его в руки нечестивцев! Но Ревекка... дочь, радость, единственное дитя... как допустить, чтобы она пострадала, подверглась насилию и пыткам ради какой-то тайны?
Пока Исаак разрывался меж двух огней, Буагильбер начинал закипать. Его и без того скудное терпение стремительно улетучивалось.
- Ты что, оглох, что ли, песий выкормыш?! - прорычал он, хватая еврея за грудки. - Я тебе по-человечески предлагаю - верни манускрипт, и разойдемся полюбовно. Нет - я за себя не отвечаю! Мои парни с твоей девкой живо позабавятся - только юбки задерут. Тебе оно надо?!
- Отец, соглашайся! - вдруг закричала насмерть перепуганная Ревекка, повисая у того на локте. - Прошу тебя, не упрямься!
Услышав эту пламенную речь, Исаак разрыдался. Он заключил дочь в объятия и, покачиваясь взад-вперед.
- Хватит! - оборвал его Буагильбер, топнув ногой. - Либо по рукам, либо по головам - решайте сами. Десять минут вам на размышление - а после не обессудьте. Эй, стража!
На зов в каморку ввалились двое дюжих тамплиеров с копьями наизготовку. Буагильбер отдал им несколько коротких приказов и, напоследок смерив пленников угрожающим взором, вышел вон. В комнате воцарилась гнетущая тишина, лишь прерываемая всхлипами Исаака.
Наконец старый еврей совладал с собой и, глубоко вздохнув, повернулся к Ревекке:
- Хорошо, дочь моя. Пусть будет по-твоему. Я отдам этому нехристю манускрипт - но только ради того, чтобы спасти тебя. Хотя Бог весть, сдержит ли он потом слово... Но лучше уж так, чем лишиться тебя навеки и продать душу дьяволу. А там - как кривая вывезет. Может, Господь еще смилостивится над нами, грешными.
- Отец, я знала, что ты примешь верное решение, - прошептала сквозь слезы Ревекка, целуя Исааку руку. - Я буду молиться денно и нощно, чтобы Господь уберег тебя в пути и даровал тебе силы пройти через это испытание. А я... я как-нибудь продержусь тут, не впервой. Ступай же с миром - и да хранит тебя Бог!
С этими словами девушка в последний раз обняла отца и отступила назад, вытирая слезы. Исаак, шатаясь, побрел к двери, провожаемый стражей. Сердце его разрывалось от горя и бессилия - но выхода не было. Приходилось плясать под дудку этих мерзавцев, иначе дочь погибнет.
"Господи, за что ты посылаешь мне такие муки? - беззвучно молился старик, бредя по бесконечным переходам прецептории. - Чем прогневал я тебя, что ты допустил такое? Смилуйся, Отче, не дай свершиться непоправимому! Спаси мое дитя - и я готов хоть самому Сатане в пасть прыгнуть..."
Так, погруженный в скорбные мысли, Исаак незаметно для себя добрался до ворот. Стража распахнула перед ним тяжелые створки, и еврей, на миг ослепнув от дневного света, медленно побрел по подъемному мосту прочь. Впереди его ждала дорога в Йорк - и страшная миссия, которую он волей-неволей должен был исполнить.
А в глубине прецептории, в сырой полутемной каморке, оставшаяся в одиночестве Ревекка упала на колени и, подняв к небу заплаканное лицо, принялась истово молиться. Губы ее дрожали, сбиваясь на древнееврейские слова псалмов, руки конвульсивно комкали подол платья.