Подлинная история Анны Карениной

главы i – iv. В этих главах все напоминает самого автора и Ясную Поляну. Следующие слова можно целиком отнести к Толстому: “Для Константина народ был только главный участник в общем труде…” Он испытывал “какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он сам говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы…”. В своей “Исповеди” Толстой также пишет о своей “почти физической любви к мужику”. Левин “долго жил в самых близких отношениях к мужикам как хозяин и [мировой] посредник, а главное как советчик (мужики верили ему и ходили верст за сорок к нему советоваться)”. Несмотря на то что в те времена крестьяне вообще мало доверяли “господам”, они, так же как к Левину, приходили советоваться и к Толстому. Помню, как почти ежедневно у крыльца яснополянского дома крестьяне, иногда прибывшие из дальних деревень, ждали Льва Николаевича и, когда он к ним выходил, пространно поверяли ему свои семейные, судебные и имущественные дела, советовались с ним.

Левин говорит: “Когда у нас, у студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы, я готов всеми силами защищать эти права, защищать мои права образования, свободы”. Также и Толстой возмущался по поводу обыска в Ясной Поляне, произведенного жандармами в 1862 г.

Мнения Левина, высказанные им в разговоре с братом, о земстве, мировых судьях и медицине, близки к мнениям Толстого того времени, с той оговоркой, что автор, стараясь быть объективным, по-видимому, сгустил краски. Однако мнение Левина о народном образовании нельзя приписать Толстому. Как раз во время писания “Анны Карениной” Толстой вновь был занят вопросами народного образования, писал свою “Азбуку” и книги для чтения.

Описание косьбы Левина с крестьянами – это впечатления самого Толстого. В 1870 г. он по целым дням работал на покосе вместе с яснополянскими крестьянами. Упоминаемый в романе Калиновый луг находится около речки Воронки в Ясной Поляне.

Ермил и Тит – имена крестьян Ясной Поляны.

глава vii. Степан Аркадьевич “напоминает о себе в министерстве”. Чиновникам, служившим в провинции (к которой в то время принадлежала и Москва), полезно было помнить французскую поговорку: les absents ont toujours tort (отсутствующие всегда неправы) и иногда показываться в Петербурге, в министерстве, для того чтобы получить повышение по службе. Свояк Толстого, А. М. Кузминский, не раз именно с этой целью ездил в Петербург.

главы viii – x. Имение Облонских Ергушово напоминает имение сестры Толстого, Марии Николаевны, Покровское, а также и Ясную Поляну. В Покровском была бесхозяйственность, как и в Ергушове.

Поездка в церковь Дарьи Александровны для причащения детей похожа на такие же поездки С. А. Толстой. Церковь, к приходу которой принадлежала Ясная Поляна, находилась в двух с половиной верстах от нее; Ергушово также, по-видимому, было не близко от приходской церкви, так как Дарья Александровна поехала туда в коляске. Ее меньшая дочь, Лили, после причастия сказала священнику по-английски: “Please, some more [Пожалуйста, еще]”. Нечто в том же роде было сказано маленьким сыном Толстого Лелей (Львом), когда его причащали. Софья Андреевна в письме к мужу от 30 июня 1871 г. писала: “…других причащали и дали пить теплое и есть просвиру, а он поднял головку и кричит: и Леле полалуста. Потом, когда понесли это блюдечко в алтарь, он закричал: Лели мор оно”. В своих записках “Моя жизнь” Софья Андреевна записала, что Леля сказал: “Лели please some more”.

Купанье Дарьи Александровны с детьми также похоже на купанье Софьи Андреевны с ее детьми. В полутора верстах от дома на речке Воронке была сделана запруда и построена купальня, огражденная, так же как в Ергушове, соломенными щитами; туда ездили купаться на “катках”, как назывался экипаж, обыкновенно называемый долгушей или линейкой. Разговоры Дарьи Александровны с бабами напоминают подобные же разговоры Софьи Андреевны с бабами.

глава xii. Мысли Левина, когда он провел ночь на копне сена, – это мысли самого Толстого незадолго до его женитьбы: “…отречение от своей старой жизни, от своих бесполезных знаний, от своего ни к чему не нужного образования… Иметь работу и необходимость работы? Оставить Покровское? Купить землю? Приписаться в [крестьянское] общество? Жениться на крестьянке?” Всю свою жизнь Лев Николаевич мечтал об “отречении от старой жизни”, об уходе от нее. Незадолго до его женитьбы ему приходила мысль жениться на крестьянке. Вспоминаю, как позднее он однажды рассказал мне и брату Илье, что один помещик (не помню его имени), женившийся вторым браком на крестьянке, сказал: “Теперь я чувствую себя дома”. Отец, очевидно, сочувствовал этому помещику.